— Ты… ты хоть раз… — заговорила Геро сдавленным голосом.
— Нет. У меня есть свои рамки, торговля детьми в них не входит. Но Занзибар не может — и не хочет — этого знать. Люди знают, что я торговал рабами, и этого достаточно. Очень жаль, Геро, но тебе придется распустить свой приют, ничего не поделаешь. Не принимай это близко к сердцу. Ты сделала все, что могла.
— Я сделала то, что должна, — сказала Геро, но словно бы не ему.
Она давно уже не вспоминала о предсказании Бидди Джейсон, и вот теперь оно неожиданно вспомнилось в сотый раз… или в тысячный…
Вместе с другими поможешь многим найти смерть и гораздо большему количеству выжить… За первое получишь порицание, за второе не услышишь благодарности. В конце концов это сбылось. И помощником в том и другом оказался не Клейтон, а Рори…
Если б Рори не продал партию винтовок, а она не помогла переправить их в Бейт-эль-Тани, то, может, не произошло бы стычки возле «Марселя». И если б он не предложил ей пристанище, она не могла бы спасти детей. Только вот золото…
— О чем задумалась? — спросил Рори.
Геро вздрогнула, вернулась в настоящее, ответила, покраснев: «Ни о чем» и пошла помогать Дахили раскладывать для просушки матрацы.
41
Тереза вернулась в свой дом возле французского консульства.
— Мне здесь больше нечего делать, а муж жалуется на пищеварение, потому что повар сущая скотина, если не приглядывать за ним! — сказала она.
Тереза предложила Геро жить у нее. Та ответила, что уже получила подобные приглашения от Оливии и Миллисент Кили, и обещала принять одно из них, как только будущее оставшихся детей определится.
— Оливия, — сказала Тереза, — не сможет приютить тебя в медовый месяц. Никакой жених этого не допустит! Перебирайся лучше ко мне, Милли — жуткая зануда, хоть у нее и золотое сердце. Но особо уговаривать не стану. Предложение остается в силе.
Она поцеловала Геро, ушла, и дом без нее опустел.
Оливия осталась, главным образом, ради приличия, поскольку с делами уже вполне справлялись женщины, из Дома с дельфинами. Но от Натаниэла Холлиса не было ни слова, Геро не собиралась покидать дом, и ее нельзя было бросить одну.
— Но когда-то тебе придется уйти, — сказала Оливия. — Ты уверена, что не хочешь жить у меня? Хьюберт говорит, он будет только рад, а ты могла бы помочь мне с приданым. Здесь многого нельзя достать, но Джордж говорит, мы можем отправиться за всем, что нужно, в Кейптаун, а в Англию поедем через Париж — он очень добр ко мне. Геро, я так счастлива!
— Ты этого заслуживаешь, — сказала Геро; про себя она думала, что полковник Эдвардс невыносимо скучен, и не представляла, как может кто-то — даже тридцатипятилетняя вдова! — намереваться прожить с ним всю жизнь.
Но Оливия пребывала в восторге, а полковник с каждым днем становился все свежее, моложе и втайне считал себя невероятно счастливым, потому что в пожилом возрасте обрел любовь женщины восхитительной во всех отношениях, как его покойная Люси.
Иногда при виде их счастья Геро чувствовала себя одинокой, бесприютной, очень недовольной жизнью. Когда Оливия делилась с ней своими блестящими планами, собственное будущее представлялось ей унылой, никуда не ведущей дорогой. В такие дни она отказывалась от лихорадочной деятельности; не проверяла, чисто ли на кухне, вскипятила ли Ифаби для детей молоко, не заставляла Джуму объявлять войну мухам и чинить сломанные ставни. Но теперь оставалось всего пятеро детишек, они уже стали в доме своими, и для Геро, в сущности, уже не было работы — или причин оставаться. Она сознавала, что должна уйти. Если не завтра, то послезавтра. Или на следующей недель. Но вскоре, потому-что в гавани снова появились иностранные суда, одно привезло письмо из Кейптауна, другое из Адена, вскоре должны вернуться женщины и дети, уплывшие на «Нарциссе» и «Норе Крейн». Но ни Кресси, ни тетя Эбби не собирались возвращаться. Дэн Ларримор тоже.
Пришедшие с почтой новости Геро узнала от Оливии, та — от Джорджа Эдвардса, тот — от мистера Холлиса. Отец Дэна скончался от апоплексического удара, письмо с вестью о его смерти и предоставления сыну годичного отпуска для улаживания дел пришло в Кейптаун после того, как «Нарцисс» бросил там якорь.
Через неделю оттуда в Англию отправлялось судно, Дэн и Кресси попросили разрешения пожениться немедленно, чтобы она могла уплыть с ним. Тетя Эбби оставалась непреклонной три дня, а потом уступила их просьбам; значит, Кресси уже леди Ларримор, и если еще не в Англии, то скоро будет. И поскольку тете Эбби не имело особого смысла совершать долгий путь обратно лишь затем, чтобы сесть там на «Нору Крейн», она решила остаться, ждать прибытия в Кейптаун Ната, Клея и дорогой Геро, откуда они все могут отплыть на судне Ост-Индской компании или на одном из новых пароходов, ненадолго заглянуть в Англию, к новобрачным, а потом вернуться в Бостон.