- А знаете, ваших бортовых огней в кабельтове - и то не видно.
- Знаю, - пробурчал Петерсен.
- Будьте осторожны! Из Киркенеса идут два английских рудовоза. Должны быть здесь еще ночью.
- Ладно.
Капитану не терпелось поскорее все закончить. "Полярная лилия" находилась в опасной близости от города, огни которого уже проступали сквозь ледяной туман.
Опять налетел снеговой заряд; снежная крупа крошечными иглами колола кожу, проникала в обувь и под одежду.
Петерсен ни на секунду не переставал наблюдать за суетой у катера. Как только отдали швартовы, он пересчитал людей на суденышке и дал сигнал отправления.
Маневром руководил с мостика Вринс, и капитан внимательно прислушивался: он испытывал известное беспокойство. Но винт стучал без перебоев. Едва катер отвалил, пароход повернул на полрумба вправо, и телеграф передал в машину: "Восемьдесят оборотов!" Потом - "Сто двадцать!"
А ведь мальчишка наверху бледен сейчас как мел, пальцы его стискивают ручку телеграфа, глаза сверлят темноту, где видны только беловатые гребни ближайших волн.
Петерсен не сразу поднялся наверх - сперва зашел в ресторан, где на одной из банкеток растянулся землисто-серый стюард.
- Что? Нехорошо?
- Вы же знаете, я всегда так: слабую качку выдерживаю, но такую!..
- Кого-нибудь видел?
- Позвонил господин Эвйен: потребовал минеральной воды.
- Худо?
- Есть малость. Но все-таки держится. Собирался лечь.
- Как остальные?
- Не знаю. Инспектор только что пытался выйти, но тут же вернулся. Раскис почище, чем я.
Стекло на лампе разлетелось, фитиль едва тлел. Капитан посмотрел на тускло освещенный коридор и неожиданно направился к каюте Арнольда Шутрингера. Собрался было постучать, но пожал плечами и распахнул дверь.
Немец, сняв очки, без которых глаза у него приобретали нормальные размеры, сидел на краю койки; лоб у него был в испарине.
Капитан с первого взгляда понял, что пассажиру пришлось прибегнуть к бачку из промасленного картона - тот еще стоял посреди каюты.
- В котором часу будем в Тромсё? Что за маневр сейчас выполняли?
- Тромсё мы прошли.
- Что вы сказали?
Немец рывком вскочил на ноги, и лицо его сделалось почти угрожающим - так он был возмущен.
- Прошли Тромсё? Без захода?
Свеча еле теплилась. Тем не менее Петерсен разглядел на шишковатом лбу Шутрингера капли пота.
- Вчера вечером на фарватере затонул траулер.
- Ну и что?
- Почту доставили нам прямо на борт. Груз сдадим на обратном пути.
Шутрингер впервые утратил хладнокровие; было видно, что он разъярен.
- Интересно, имеет ли компания право... - заворчал он.
- Вы хотели сойти в Тромсё?
- Нет, просто дать телеграмму.
- Почему же не предупредили заранее? С почты прислали бы когонибудь. Вы, видимо, собирались затребовать из Германии перевод?
Молодой человек промолчал.
- В таком случае могу заверить, что ваши деньги вскоре будут найдены. Мы уже разыскали золотые монеты в матрасе угольщика Крулля. Сам он скрывается где-то на судне.
- Благодарю! - сухо бросил Шутрингер и потянулся к дверной ручке с явным намерением закрыть каюту.
Петерсен шел, опустив голову и вздрагивая всякий раз, когда пароход бросало особенно сильно. Будь у него свободные люди, он приказал бы любой ценой найти Петера Крулля: в нем сидела уверенность, что после отхода из Свольвера угольщик все еще оставался на борту.
Он медленно поднялся по трапу в салон и различил в темноте чье-то лицо.
- Капитан!
Голос был Катин - и пока что неуверенный. Петерсен молча стоял на пороге.
- Послушайте, мне надо видеть Вринса. Хотя бы на минуту. Он на мостике?
Капитан по-прежнему не отвечал.
- Умоляю вас! - настаивала девушка. - Клянусь, он не виноват! Все это должно наконец разъясниться. Мы что, ушли из Тромсё?
- Мы в него и не заходили.
Она вскочила и бросилась к нему. Эффектное зрелище! Черное платье сливается с темнотой, лицо искажено непривычным освещением.
Петерсен заметил, что прыщ на лбу пассажирки побагровел, пересохшие губы потрескались. Да у нее жар!
- Нет, это невозможно! Отвечайте же, почему без захода? Когда следующая стоянка?
- Завтра вечером в Хаммерсфесте.
Катя вцепилась в него, и он почувствовал, что ее бьет дрожь.
- Но тогда...
Девушка провела рукой по лбу, болезненно поморщилась и умоляюще простонала:
- Кто остался на борту?
- Все, кто был. Вернее, исчез только один - некий Петер Крулль.
Петерсен не сводил с нее глаз. Ноги у него подрагивали от нетерпения: с минуты на минуту его могут вызвать наверх. Место капитана - на мостике. Разглядят ли Вринс с лоцманом Шервёйский буй, один из тех, что видны хуже всего?
В то же время он сознавал всю исключительность момента. Собеседница на пределе. Страх и шторм сломили в ней последнюю волю к сопротивлению.
Но не дай ему бог произнести хоть одно неосторожное слово! Она еще способна напрячься, обрести былое присутствие духа.
С Петерсена капала вода - на нем было мокро все: и кожанка, и большие сапоги, в которых ноги его казались живыми колоннами.
- Я могу передать Вринсу ваше поручение. Из-за найденных у него денег он фактически под арестом. А в Хаммерфесте будет передан...
- Нет! Нет! - вне себя вскрикнула Катя. - Замолчите! Дайте мне сказать! Вернее...
Она озиралась вокруг, словно ища, за что ухватиться.
- Во-первых его привлекут к ответственности за кражу. Во-вторых, он обязан будет доказать, что не имеет ничего общего с неким Рудольфом Зильберманом.
Девушка отступила на шаг и неприязненно посмотрела ему в глаза.
- Вы о ком?
- Об убийце Мари Барон, убийце и племяннике советника фон Штернберга. О Рудольфе Зильбермане, инженере из Дюссельдорфа, едущем на "Полярной лилии" под чужим именем.
Катя села. И - странно! - стала так спокойна, что капитан даже испугался.
Она сидела в двух метрах от него, опершись локтем на стол, где еще стояла пустая бутылка, и, опустив голову на руку, смотрела себе под ноги.
- Что вам еще известно?
Она отбросила упавшие на лицо волосы, машинально поискала рукой сумочку, чтобы достать папиросу. Но сумочка, видимо, осталась в каюте.
В этот момент пароход так качнуло, что Катя упала бы вместе со стулом, если бы не успела уцепиться за стол. Петерсену и тому пришлось схватиться за дверной наличник.
Заревел гудок. Капитану не терпелось вернуться на мостик. Перед глазами у него неотступно стоял черный океан, в котором он должен разглядеть Шервёйский буй.
"Еще минуту", - мысленно дал он себе срок и продолжал:
- Зильберман в сопровождении какой-то женщины бежал в Гамбург, где сел на "Полярную лилию", совершив буквально чудеса, чтобы сбить полицию со следа. Придумал даже мифического пассажира.
Девушка нервно рассмеялась. - - Ну, дальше!
- От самого Гамбурга он ловчит, стараясь все запутать. Его спутница постоянно ему помогает. Он убил Штернберга. А теперь, чувствуя, что его обложили со всех сторон, попытается, вероятно...
- Перестаньте!
От недавнего спокойствия Кати ничего не осталось. Она раздирала ногтями голубоватый носовой платочек.
- - Дайте мне поговорить с Вринсом, капитан. А еще лучше... Нет, бесполезно. Теперь все бесполезно.
- Зильберман ваш любовник, так ведь?
- Перестаньте! И уходите.
- Отвечайте.
- Да нет же! Ничего вы не поняли. Идите.
- Кто же он?
Девушка была так издергана, что малейшее прикосновение - и она подскочила бы на стуле. Ее потрескавшиеся губы судорожно подергивались.
- Зачем все это? Слишком поздно!
- Вы можете предотвратить новое преступление!
- Умоляю, оставьте меня. Пощадите! Клянусь вам, не могу... Скажите Вринсу... И поверьте: он не виноват ни в чем, в краже - тем более. Скажите ему, что... - она подбирала слова, затравленно озираясь, - что все кончено и он может...