— Еще чего? — взорвался Ланнек. — Он не сойдет с парохода! Он сам просил вас вмешаться?
— Нет. Он хотел купить билет на пакетбот, и компания поручила мне навести справки.
— Вот вы их и навели. Он останется на «Громе небесном»…
Еще одна деталь, которую Ланнек почти угадал!
Он давно косо посматривал на боцмана, особенно с тех пор, как узнал, что его жена гадает Питарам на картах.
— До свиданья, господин консул!
Ланнек, словно невзначай, заглянул к боцману в тесную каморку, которую тот выгородил себе у входа в кубрик. Нормандец торопливо запихивал пожитки в мешок.
— Скажи-ка, боцман…
И, резко оттолкнув его, Ланнек вывернул содержимое мешка на пол.
Там оказалось, ни много ни мало, двадцать банок лангустов из офицерского довольствия.
— Зачем они тебе понадобились? Что ты собирался выкинуть в Копенгагене?
— Я болен…
— Я тоже болен. Все больны.
Без дальнейших околичностей Ланнек перерыл груду вещей и обнаружил в ней одну из своих рубашек — тех, что хранил для выхода на берег.
— Это, конечно, тебе на перевязки?
Он не улыбался. Боцману тоже было не до смеха.
— Подожди-ка, приятель. Сейчас мы найдем кое-что поинтересней. А вот и оно!
И Ланнек с торжеством вытащил на свет бутылочку фиолетовых чернил, одну из тех бутылочек с горлышком вбок, которые запечатывают серым сургучом и продают по десять су в деревенских бакалейных лавочках.
— Ну и что такого?
— Что ты писал ими?
Теперь Ланнек обрел уверенность. Улик было достаточно. Он подступил к боцману, схватил его за горло.
— Говори, гадина, это ты подбросил записку в штурманскую? Это все ты натворил?
Их наверняка слышали в кубрике, где на подвесных койках дремало с полдюжины матросов, но Ланнеку все было безразлично.
— Выкладывай! Что тебя заставило?
Он отпустил боцмана, и тот, испуганно выпучив глаза, принялся растирать себе шею.
— А ну, сознавайся, да живо, не то станет жарко!
Я сегодня шутить не расположен.
— Я же не знал…
— Чего ты не знал?
— Что все так кончится.
— Объясни!
— Моя жена…
— Что — твоя жена?
— Она не советовала мадам Питар покупать пароход.
До чего же это в духе Питаров! Судно покупает он, он сам! Из восьмисот тысяч недостает только двухсот, банки предоставляют ему кредит, от мамаши Питар требуется одно — поручиться в уплате, и она именует такую операцию «покупкой судна»!
— Надо вам сказать, моя жена ненавидит море.
Ей хотелось, чтобы я сидел дома и развозил на велосипеде…
Разговор происходил в момент, когда погрузка заканчивалась и таможенники уже явились на борт для последних формальностей. Утро было еще более морозное, чем в последние дни. Радио обещало высокую волну в открытом море.
— Ну?
— Она нагадала на кофейной гуще, что мадам Питар не должна делать эту глупость. Потом та пришла опять и объявила, что бумаги подписаны.
— Дальше.
— Жена не оставила свою затею и предсказала кораблекрушение…
И все это в каморке за бакалейной лавочкой на улице Сен-Пьер, да еще, конечно, в перерывах между звонками, возвещающими о появлении покупательниц!
— Ты точно знаешь, что моей теще предсказали кораблекрушение?
— Пусть Бог не даст соврать!
— И та все-таки отправила дочь?
— По-моему, мадмуазель Питар, виноват, мадам Ланнек, сама порывалась уехать, — промямлил боцман.
— Выходит, ее просто не остановили?
— Выходит, так.
И боцман сделал уклончивый жест — что он-то мог?
Хотя Ланнек был полупьян, как все последние три дня с утра до вечера, он полностью сохранял обычное хладнокровие и особенно проницательность, которая, словно в часы полусна, даже обострилась.
— Значит, старуха Питар рассчитывала на катастрофу?
— Она даже расспрашивала меня, выдержит ли непогоду такое старое судно.
— Что ты ответил?
— Что будет видно. Корпус, понятное дело, проржавел и…
— Погоди! Давай по порядку.
Ланнек старался не потерять нить своих мыслей.
— Итак, твоя жена нагадала… Ладно!.. Мамаша Питар тем не менее отпускает дочь, но…
Фразу Ланнек договорил про себя:
«… но заставляет меня подписать завещание на того из супругов, кто переживет другого, и застраховать свою жизнь на…»
— Заткнись! — рявкнул он.
Боцман только-только открыл рот.