Однако в душе Бонифаса жила надежда, что если искать, искать неутомимо, он коснётся в темноте холодной детской щеки или наткнётся на свернувшееся комочком тело заснувшей девочки. И поэтому, торопливо обшаривая всё вокруг, он очень осторожно ступал по земле своими большими ногами.
Двенадцатилетняя девочка, маленькая барышня. Однажды она прошла мимо него по дороге с молодым барчонком Паскалем и другой девочкой. Но которая же из двух барышень пропала? Впрочем, это не имеет значения. Бонифас держался весьма высокого мнения обо всех барышнях. Он верил, что в мире есть добро и красота, и любил их. И прежде всего он поклонялся юности, чистоте и добродетели. Мысль, что жизнь могла покинуть такое юное тело, возмущала его. И это не было сентиментальностью. Против смерти возмущалось его здоровье, его сила. Он не раз видел мертвецов. Однажды при нём на молодого парня, сына медника, проходившего мимо телеги, гружённой булыжниками, нечаянно опрокинули весь привезённый груз. Парня раздавило, череп у него раскололся надвое. Бонифас помогал вытаскивать тело из-под груды камней. «Страшное дело, — подумал Бонифас, — а страшнее всего ноги». Они были целёхоньки, молодые, крепкие, как у живого. Бонифас пытался это объяснить, но никто его не понял.
Он шёл по лесу наугад и ничего не видел вокруг, кроме сплошных чёрных зарослей, казавшихся в темноте невероятно высокими, и, чтобы разобраться, куда он попал, он трогал руками стволы деревьев, кору и мох, ощупью находил на земле всякие мелкие приметы — расколовшийся камень, сухие или гниющие еловые шишки, почти уже истлевшие листья, влажный перегной, говоривший о близости воды. Он думал: «Ну вот я около Малого ручья… Чудно́е дело, что же это я не могу найти Лиственничную прогалину… Ага, теперь я, значит, недалеко от Кабаньей расщелины…» У него было множество названий для каждой впадинки, каждой складки горы, как у любовника для платья любимой женщины, с которым у него связаны воспоминания, неведомые другим взорам и другим рукам.
Дойдя до кромки болота, он увидел вдали колыхавшиеся факелы — там бродили люди, искавшие Сюзанну. Голоса окликали её, пронизывая темноту. Бонифас стал на колени и помолился богу. «Господи, сделай так, чтобы я нашёл девочку, — чтобы я нашёл, а не другие. Только бы другие не нашли её».
Если девочка с этого края пошла через болото, она погибла. Тут не пробраться. Если в этом месте и есть проход, никто его не знает. Бонифас двинулся вдоль южного края болота. Раза три-четыре он пытался сделать несколько шагов по ненадёжной, зыбкой почве и чувствовал, как подаётся под ногами этот мягкий ковёр из мха и тины. В башмаки его налилась вода… Он отступил.
Внизу под деревьями ещё передвигались пляшущие огни факелов. Потом Бонифас поднялся выше, лес опять протянулся длинным тёмным бугром, и уже не стало видно этих далёких огней. Даже отзвуки громких криков уже совсем глухо долетали до него.
Бонифаса охватила ночная тьма, словно внезапные женские объятия. Он смутно чувствовал свою глубокую близость к природе, она была его сообщницей, всё готова была ему позволить, и он нисколько с ней не стеснялся.
На минутку он прилёг под деревом, чтобы поразмыслить. Почва тут была рыхлая — песок, смешанный с мелкими камешками, что редко бывает около болот. Бонифас погрузил в песок руку, перевернулся на живот и прижался щекой к влажному мху. Всё насыщено было таким привычным, милым сердцу запахом: пахло коралловыми сморчками, помётом давно пробежавших коз, сырой взрытой землёй, горой, лесной малиной. Бонифас раздувал ноздри своего широкого носа, тёрся головой о мох; в рот ему попало немного земли, он сжал губы, приняв этот поцелуй земли; в мозгу у него складывались неуклюжие мысли о мертвецах; земля набивается им в глаза, в уши и в рот, словно хочет напитать их.
И в эти недолгие минуты силы его окрепли, невероятно окрепли; раскинув по земле свои натруженные ноги, с рассвета не знавшие отдыха, он обрёл уверенность, что пропавшая барышня жива; биение собственного сердца в груди, прижимавшейся к земле, казалось ему прерывистым дыханием испуганной девочки, передававшимся через песок и мох. Он встал, ему вспоминались разные случаи, происходившие в пути со святыми, яркими красками намалёванные на четырёхугольных колоннах в его приходской церкви. Вот идёт, опираясь на посох, святой Рох с кровоточащей язвой на бедре, и его ведёт собака; вот бородатый Христофор переходит через реку, держа на плече божественного младенца.
Он подошёл к самому страшному месту на торфянике. В Бюлозе считали, что именно здесь утонул старший брат Мишеля. Бонифас принимал участие в его поисках. Даже самые храбрые не решились тогда забраться в эту чёрную топь, а ведь, может быть, между травами ещё виднелась макушка головы погибавшего парня и ещё можно было схватить его за волосы и вытащить… Бонифас невольно отошёл поближе к лесу. Неужели он струсил?