Полетта вся затрепетала: а ведь и правда…
За окно выброшено сто тысяч франков, а главное, сейчас Пьер, сгорая от стыда, заглянул в свою душу более глубоко, чем в минуты одинокого раздумья, и теперь сомневался в лучших своих чувствах, высмеивал свои намерения. Приданое для дочери, будущность Полетты, если он умрёт, да ещё и забота о Франции, об интересах родины!
Ах, какая чепуха! Предлог. Он просто вёл азартную игру, вот и всё. Он всегда был игроком, только скрывал это от себя. Сначала были интеллектуальные игры, пари с самим собой… потом это увлечение живописью, импрессионистами. Спекуляция, азартная игра. Он казнил себя на глазах у Полетты, и ему доставляло какое-то болезненное удовольствие поносить себя. А что касается денег, всё было ясно. Деньги во всё вносят ясность. Деньги всегда требуют ясности. Сто тысяч франков!
Потеря ста тысяч франков оказалась для Полетты куда более чувствительной, чем скрытность мужа, которую он называл предательством. Она-то рассчитывала каждый грош, отказывала себе в новом платье, лишала себя самых невинных удовольствий, а он!..
— Как же это! — сказала она. — Значит, мы теперь нищие? Что же с нами будет?
Полетта плохо разбиралась в цифрах, она не знала, что даже такая большая потеря не грозит им неприятными переменами в образе жизни. Пьер объяснил ей это. Ах, так? Прекрасно!.. Она чуть было не сказала: «Чего же ты так расстраиваешься?» Но прикусила язычок. Нет уж, извините, не стоит его успокаивать. Оказывается, для супружеского согласия очень полезно, когда мужей терзают угрызения совести.
И, тяжело вздохнув, она произнесла:
— Деньги ещё полбеды, но вот что ты меня обманывал…
Пьер опустился перед ней на колени и принялся молить о прощении.
VII
— Здравствуй, дорогая! Я не помешала? Если ты собиралась выйти из дому, то не стесняйся… Нет? Ну, прекрасно. Мне так хотелось поболтать с тобой! Спасибо, я очень хорошо себя чувствую… Я в Париже ненадолго. Вчера приехала, сегодня вечером уезжаю, — ну, самое позднее завтра утром.
— А как твой медведь поживает?
— Отлично. Что ему делается?
— Я тобой восхищаюсь! Ты просто героически переносишь провинциальную жизнь! Вот я бы просто не могла.
— Что же поделаешь? Приходится!
И, грустно вздохнув, Полетта сбросила с плеч короткую чёрную накидку, отороченную шёлковым рюшем, шляпку с двумя чайками, и всё это положила на канапе, обитое розовым шёлком. Дениза сидела за письменным столиком в очаровательном капотике — и тут, и там, и здесь кружева, и ещё кружева — везде кружева, стоившие, должно быть, бешеных денег.
Она взглянула на свою гостью, уже преобразившуюся в Париже, заметила, что у неё блестят глаза и вообще она теперь совсем не та Полетта, какою была в пансионе. Очень мила. А всё же ей чего-то не хватает. Да, не хватает. Но чего именно? Однако Денизу де Ласси де Лассаль одолевало в тот час столько мыслей, что она не могла останавливаться на таких вопросах.
Зато сама Дениза очаровательна, просто очаровательна. Тоненькая, изящная. Лицо, пожалуй, длинновато. Зато какие дивные чёрные глаза! Прекрасные тёмные волосы причёсаны, как у Сары Бернар, на гибкой прелестной шейке из кокетства носит, как старуха, чёрную бархатную ленточку. Округлые покатые плечи, тонкие запястья, крошечные аристократические ручки. Низенькой Полетте она казалась женщиной высокого роста.
Полетта, разумеется, тщательно скопировала обстановку её спальни, но ведь тут каждая вещь самого высшего качества. Сравниться с Денизой невозможно. Лишний раз убедившись в этом, Полетта горестно вздохнула. Дениза обернулась:
— «Сердце, ах, отчего же ты тоскуешь?» Что с тобой, дорогая? Ты грустишь?
— Нет, ничего. Просто жарко очень.
— Да? Тебе хочется дождика? Вам, милая дамочка, ясное небо не нравится? Погода её, видите ли, огорчает! А что бы ты сказала, если б была на моём месте?..
И Дениза на всякий случай овеяла пудрой свой носик.
— У тебя в Алансоне, кажется, очень мило… Дядюшка ужасно расхваливал твой уютный дом.
— Это очень любезно со стороны адмирала… Я его угостила таким невкусным обедом… Но у нас, знаешь ли, были тогда всякие неприятности…
Слово «неприятности» сразу меняет направление разговора. Дениза круто поворачивается на стуле, кружевные воланы взлетают, капотик распахивается, показывая ноги госпожи де Ласси де Лассаль, и взглянув на них, каждый подумает, что у барона де Ласси губа не дура.