Напрасно они вообразили, будто самое главное в аристократии — золотое шитьё, галуны, мишура… Ну, на это они не скупились. А ведь главное-то в аристократии, милый мой внучек, маленький мещанин, вовсе не частица «де» перед фамилией, а честь. Честь! А кто нынче знает, что такое честь? Может быть, в Англии это ещё известно, и то не везде, а в некоторых уголках. Потому что английское дворянство тоже сильно испорчено. Заражено торгашеством. Помнится, я видел в Дьепе, году в 1866-ом хорошенькую девицу, из желания пооригинальничать она ездила верхом по-мужски… Любопытно, что с ней сталось. Шотландка. Необыкновенный голос. Если она ещё жива, то теперь, конечно, уже старуха, верно, у неё взрослые сыновья… Да-с…
И тут вожжи немного обвисли в руках старого дворянина. Он задумчиво смотрел вдаль голубыми выцветшими глазами. Небо затягивали серые, словно свинцовые, тучи. Спохватившись, старик чуть подхлестнул «Жокея» вожжами. Лошадка побежала веселее. Господин де Сентвиль опять замечтался. Куда унеслись его мысли и по какому неожиданному повороту они вновь обратились к Паскалю? Старик повернулся и окинул его внимательным взглядом, будто оценивал по всем статям жеребёнка. Вероятно, он старался представить себе, каким будет этот мальчик, когда вырастет. Разумеется, это не настоящий Сентвиль, но всё-таки в жилах у него есть частица сентвильской крови, и, быть может, в нём живёт дух старого рода… Будет ли он бегать за женщинами или ударится в благочестие? Усталый взгляд старика потеплел: «Маленький ты мой разночинец!..» — прошептал он.
На дороге резво зацокали копыта. Навстречу ехала чёрная коляска с откинутым верхом. Правил рыжебородый, толстый не по годам человек лет тридцати пяти. Господин де Сентвиль нахмурился: ехал доктор Моро, недавно обосновавшийся в Бюлозе; владелец Сентвиля не выносил его. Проезжая мимо, доктор живо приподнялся на сиденье и крикнул: «Здравствуйте, граф!» Сентвили не были графами, но по местной традиции их всегда титуловали при встречах. «Здравствуйте, доктор!» — с некоторой досадой ответил старик и стегнул лошадку. Паскаль уже не раз примечал, что дедушке неприятно видеть доктора. Почему — мальчик не мог понять. Доктор Моро был специалистом по туберкулёзу, он-то и начал строить на горе, выше Бюлоза, санаторий. Что же тут дурного, почему дедушка так хмурится?
Вдалеке показалась башня замка Шандаржан.
X
Звонок. В нижнем этаже двери классов выходят на внутренний дворик, а наверху — на балкон, опоясывающий всё здание. Поднялся шум потоков, прорвавших плотину. Сорванцы галопом мчатся по железным ступеням лестниц. Сотни мальчишек кричат, визжат, хохочут. Уже идёт и драка. Разлетаются во все стороны книжки. «Перестаньте, господа, перестаньте!» — гнусаво вопит классный надзиратель — старый скелет, обтянутый зелёным мундиром. Гурьба озорников вихрем несётся к уборной.
Выходя из класса, Пьер Меркадье лишний раз слышит этот грохот разразившейся бури. Всегда у него от такого шума болят виски, перехватывает горло. Странное дело, никак он не может привыкнуть к яростному буйству детской энергии. Когда-то она даже была ненавистна ему. Теперь он судит о ней иначе: эта неистовая беготня, потребность толкаться, драться, кричать, эти раскрасневшиеся от шумных игр щёки, бешеное стремление встряхнуться после томительных часов вынужденной неподвижности и скуки пробуждают в учителе истории стыд за то дело, которое он вершит. Тюремный надзиратель — вот он кто! Если бы знали, какие у него в голове мысли, ему бы, конечно, не доверили воспитание юношества. Но он безопасен для юношей. Они ничего не узнают. Свои крамольные мысли он держит про себя. Они останутся только мечтами, осторожными и туманными мечтами, его потаённым бунтом.
По дороге он раскланивается с коллегами. Как быстро привыкаешь к новому городу, к новым людям. Всё уже кажется давно знакомым, а ведь только три месяца, как его перевели сюда.
С Полеттой было крупное объяснение по поводу переезда на новое место: она готова тратить на обстановку и устройство квартиры безумные деньги, но ведь его без конца переводят из одного города в другой. А денег с каждым годом остаётся всё меньше. Нельзя допустить, чтобы повторились такие нелепые траты, какие были в Алансоне… «Мосье Меркадье!» — окликнул его директор и повёл долгий разговор об одном из учеников Пьера, чрезвычайно рассеянном мальчике. Поскользнувшись на мелких кафельных плитках, которыми был выложен пол, их чуть не сбили с ног шалуны, игравшие в «пятнашки». Над головами летают мячи. Пьер не слушает бормотанья директора. Как всегда, в лицее он думает о детстве, вспоминает свои детские мысли, чему он тогда верил, чего хотел, чего ждал от жизни… И вот стал учителем… сам с собой плутовал, обманывал себя… Теперь он так далёк от детей, что даже не понимает, что значат для школьников перемены между уроками.