— Никогда… никогда она не станет искать нас здесь…
Ах вот оно что! Паскаль вспомнил: они обе поклялись держать в секрете это убежище. Что ж, Ивонна такая же клятвопреступница, как и Сюзанна! А он, храня свою мужскую честь, и вида не должен показывать, что ему всё известно. Мало этого, — следовало бы бежать отсюда, не допускать такого кощунства. Ведь на этом самом месте Сюзанна… и он… Ведь это же… Он полон волнения, возбуждён своей сложной игрой, о которой Ивонна и не подозревает. Он чувствует, какая значительная роль ему выпала, он понимает, что нельзя ничего упускать, оказавшись в столь необыкновенном тысячестороннем положении. Прямо как в театре.
Они опрокинулись навзничь на груду сена; Ивонна лепетала странным, пьяным голосом, каким никогда прежде не говорила:
— Ах, как долго я ждала… Как мне хотелось побыть здесь с тобой… А я не смела… ведь я дала клятву… Но, знаешь, как только я поклялась, то сразу же почувствовала, что приведу тебя сюда, почувствовала, что из-за этой клятвы всё будет именно здесь… Как приятно нарушить клятву… Ведь это грех… Ты не любишь грехов, да, Паскаль? Мой любимый…
Что она такое бормочет? Её красивые белокурые волосы кажутся в полумраке почти сиреневыми, и такие они тонкие, пушистые. Она и всегда-то бледна, но сейчас у неё в лице ни кровинки. Как она не похожа на Сюзанну, и как это ему нравится!
И тут Паскаль делает ужасное открытие — он смутно угадывает в себе склонность к переменам, которая будет владеть им всю жизнь. Он чувствует, что с Ивонной у него будет то же, что и с Сюзанной, позднее будет и с другими… Он медлит. Он хорошо видит, что Ивонна умирает от желания поцеловать его. Она крепко обхватывает его обеими руками. У неё уже развивается грудь.
— Любимый мой! — шепчет она. — Как долго я тебя ждала, как долго!..
Они без конца обнимаются на сене, и Паскаль вспоминает о Сюзанне… Она ждёт их в беседке, и как же она, наверное, злится!
А ведь ни Ивонна, ни Сюзанна так и не узнают никогда, что он им обеим одинаково изменяет. Как он будет играть ими! Ужасно приятно чувствовать, что сила на его стороне, — ведь он мужчина. Ивонна ему нравится больше, потому что в ней новизна. А она всё лепечет:
— Миленький мой Паскаль! Какое мне дело, что ты на год моложе меня? Пускай Сюзанна думает о таких пустяках. Послушай, никто меня не любит… Вот поэтому я и строю из себя клоуна, для смеха.
И она скорчила такую безобразную рожу, что Паскаль похолодел, потом продолжала:
— Но я знаю, ты не любишь, когда я кривляюсь, я знаю. Ты ничего не сказал, но всё равно… тебе больше нравится, когда я как взрослая девушка… Я это поняла по твоим глазам… А Сюзанна? Что ты думаешь о Сюзанне?
Щекотливый вопрос. Девочкам всегда приходится лгать. Но нельзя же всё-таки поступить по-хамски… И чего, спрашивается, Ивонна ждёт от него? Какого ответа?
— Не знаю, право… А почему я должен думать о Сюзанне?
Лицемер! Зато Ивонна успокоилась и говорит:
— Не люблю Сюзанну!.. Она сама сумасшедшая, а вовсе не я… Я только изображаю сумасшедшую, а она в самом деле сумасшедшая. — И тут Ивонна быстро замотала головой.
— Неужели? — недоверчиво протянул Паскаль. Ивонна убеждённо сказала:
— Она гадкая, ужасная! На всё способна…
Настало долгое молчание, а потом Паскаль узнал, что по утрам на пианино играет Ивонна, а вовсе не Сюзанна. Да… да. Она играет Шопена. Паскаль был поражён. Он попробовал доставить Ивонне удовольствие теми самыми ласками, которым его научила Сюзанна, Ивонна вдруг расплакалась. Он поднялся сконфуженный. Но тут же Ивонна вскочила, совершенно спокойная, и встала рядом с ним.
— Пойдём отсюда. На этот раз хватит… А то она догадается и что-нибудь подумает. После обеда будем играть в прятки…
Во дворе они наткнулись на мать Паскаля и на господина де Сентвиля… Старик заговорил с ними. Паскаль, краснея, отвечал, и вдруг послышался бешеный конский топот и стук колёс. Крошечный белый лев Ганимед с пронзительным лаем стрелой помчался к воротам. Полетта испуганно вскрикнула, и тогда дети обернулись.
Волоча за собой шарабан, во двор влетел «Жокей», весь в мыле, роняя на грудь пену. Вожжи натягивал Пьер Меркадье; костюм его измят, один рукав разорван, рядом с Пьером сидела Бланш Пейерон в белом платье, в сбившейся на бок шляпке, бледная как смерть. Когда Пьер спрыгнул и поставил её на землю, она чуть было не упала и уцепилась за его руку. Полетта и господин де Сентвиль, глубоко изумлённые, подошли к ним. И вдруг Бланш Пейерон, всё ещё прижимаясь к Пьеру, всё ещё вздрагивая от ужаса, крикнула Полетте, с которой до сих не перемолвилась ни словом: