Пьер влюбился в Полетту с первого взгляда, как говорится в романах. Ей было тогда шестнадцать лет. Ему шёл двадцать седьмой год, он уже получил диплом, а от военной службы был освобождён жеребьёвкой. Увидел он Полетту на балу в префектуре города Экса. Она была младшая дочка в семье захудалых дворян, прозябавших в горном крае, который поднимается над Брессанской долиной. Полетта д’Амберьо гостила в Эксе у богатых родственников. Она пленяла юной жизнерадостностью и свежестью, пепельно-белокурыми локонами, кокетливой чёлкой и похожей на мушку родинкой на подбородке; носила платья с турнюром, и мода эта как будто нарочно была для неё придумана: её стройное и уже развившееся женское тело, казалось, радовалось, что несёт на себе тяжёлые сборки тканей.
Госпожа Меркадье вполне одобряла выбор своего сына. Она постаралась сломить сопротивление высокомерных родителей невесты, считавших эту партию мезальянсом, поскольку перед фамилией жениха не стояла дворянская частица «де». Более того, этот брак казался им чуть ли не беззаконным сожительством. Но у матери Пьера имелся в руках очень веский аргумент: деньги, и она пустила его в ход. Госпожа д’Амберьо почувствовала себя сообщницей преступления и из-за этого её отношение к матери Пьера изменилось — они искренне возненавидели друг друга. Могли начаться ссоры и между молодыми супругами. Решив не допустить этого, госпожа Меркадье принесла себя в жертву. Она держалась в сторонке, но жить осталась в Париже, так же, впрочем, как и госпожа д’Амберьо. Но последняя совсем не подражала её скромности и гостила у дочери, когда и сколько вздумается.
Полетта приняла предложение Пьера, потому что он первым попросил её руки: её подруги, богатые невесты, уже стали выходить замуж, а ведь ей с детства внушали, что остаться старой девой — большой позор. Ей было двадцать лет, она не ладила с матерью: госпожа д’Амберьо к тому времени овдовела, а дочь была для неё постоянным напоминанием, что в доме больше не осталось мужчин. Ведь когда Полетте шёл девятый год, её старший брат Блез д’Амберьо порвал с семьёй; он и до этого разрыва редко бывал дома и любил подразнить капризную сестру, она поэтому не очень-то скучала о нём. А постепенно у неё появилось и неприязненное чувство к исчезнувшему брату, ибо гнев матери всегда несправедливо обрушивался на неё. Да и как было думать о нём без ужаса? У художников беспорядочный образ жизни, связи с дурными женщинами в Париже; словом, все они — богема. Да, вероятно, ещё и оргии! Он, видите ли, бросил своих близких ради живописи. Ах, скажите пожалуйста! Позднее, когда Полетта познакомилась с современной живописью — просто потому, что мужу эти картины пришлись по вкусу и он оказался в числе их покупателей, она возненавидела «эту мазню», ставшую для неё символом самого гадкого на свете: мужской подлости, равнодушия к своим кровным родственникам, увиливания от ответственности, от обязанностей главы семьи…
Возможно, что сообщение, сделанное госпожой Меркадье чопорной госпоже д’Амберьо по поводу обеспеченности Пьера, сыграло некоторую роль в отношениях Полетты к жениху: вскоре после этого она позволила ему поцеловать её после бала, на котором влюблённый молодой педагог с холёной бородкой, вальсируя с Полеттой, переводил ей латинские стихи об амфорах и танцовщицах, — но кто же упрекнёт её за это? Муж мог бы в корне изменить её жизнь, если бы умел говорить с ней, как с разумным, взрослым человеком. К несчастью, он был так умилён её нетронутой, юной прелестью, что видел в своей жене лишь милую девочку, и прощал все её детские капризы. Однако то, что он считал «детскими капризами», на деле было плодом нелепого воспитания. Не ведал он также, что любовь — это школа для молодых жён, ведь он знал до тех пор лишь предприимчивых дам, стремившихся дать наслаждение ему и уже настолько искушённых в любовной игре, что они и сами ею наслаждались. Он полагал, что с честью выполнил свою роль, ибо принёс в дар Полетте довольно бурную страсть. Для таких мужчин, как он, любовь и темперамент — понятия равнозначащие. Полетте пришлось терпеть его пыл, а когда она заметила, что некоторые ужимки сокращают это скучное для неё занятие и доставляют Пьеру удовольствие, она приучила себя сладострастно стонать и вскрикивать, ровно ничего при этом не испытывая, просто из желания поскорее со всем этим покончить и, пожалуй, из любезности.