Выбрать главу

Я целые сутки ехала через финские сосновые леса до границы, затем вдоль реки, через горы и вниз к фьорду. А подъезжая по извилистой дороге вдоль фьорда к этому маленькому городу, я почувствовала, что возвращаюсь домой. Хотя никогда раньше здесь не была. Таким родным казался пейзаж, большие открытые просторы, которые я себе точно так и воображала. Я хотела сюда приехать.

Отсюда и такая длинная проповедь, и слова о возвращении домой. Это была моя история, я хотела поделиться ею, разделить ее с людьми, чтобы у нас появилось что-то общее. Господи, как я этого хотела, как мечтала приехать в такое место, где я могла бы сказать «мы», где это возможно.

И сама все испортила. Не успев начать. Разрушила то, чего так сильно желала. Так долго хотела. Слова сами посыпались из меня, заполонили собой все, выгнали людей на улицу. Все было разрушено.

Вернувшись тогда домой из церкви, я повесила столу, сшитую Кристианой, в дальний угол шкафа. Больше я никогда ее не надевала.

Надо же, чтобы это случилось именно в ту ночь, когда Его предали. Я смотрела перед собой и слышала, как звучал мой голос в большом зале. Он как бы не имел ко мне отношения. Я говорила не для себя, но для нас. Тело и кровь Господни. Он искупил твои грехи. Иди и не греши больше. Я воздела руки. Мне показалось, будто я что-то потеряла, будто что-то исчезло в тот момент, когда я раскрыла руки и сделала движение к людям. Как будто что-то пропало, ушло.

И так было весь тот первый год. Каждый раз, когда я раскрывала руки и вытягивала их вперед, что-то исчезало и опустошалось безвозвратно.

Нет, исчезало не все. У меня было такое чувство, что самое глубокое остается, не иссякает, какой-то источник, который никогда не пересыхает. Чем он полнится? Но он пузырится, сочится. Он живет.

Я стояла перед алтарем, и мы все пели псалом. Слова псалма вселяли мир и покой. Скоро Пасха, скоро год, с тех пор как это произошло.

То, что я приехала сюда, было связано с Кристианой. Своего рода обратное движение, обращение. Все было очень просто и ясно: я как пешка переместилась с самого юга Германии на самый север Норвегии. На другой конец. Как будто меня швырнули куда-то слишком глубоко вниз или внутрь, а потом я взметнулась обратно. Куда? К чему? Я вышла из главной двери и заперла ее. Дверь была стеклянная со свинцовой рамой, так что сквозь нее все было видно. «Дверь в церковь как бы сжата между двумя угловатыми пристройками, которые похожи на застывшие ледяные колоссы и служат укрытием для прихожан от ветра и непогоды». Так было написано в буклете, который мне прислали, после того как я позвонила по телефону, чтобы подробнее узнать об этой вакансии. Я подняла глаза на церковь. Две белые каменные башни вовсе не выглядели как колоссы. Нет, всего лишь две большие, простые каменные башни, в промежутке между которыми виднелось небо, а над ними — треугольная крыша, такая же, как в наборе строительных кубиков у Лиллен.

Дул ветер. Он дует здесь всегда. Я не думала об этом, когда подавала заявление на место капеллана. С ветром ничего нельзя поделать. Когда ветер дует в лицо, кажется, что внутри него какие-то картины, они возникают из ветра и оживают.

Ветер дул и в тот день, когда я встретила Кристиану. Это было перед монастырем, среди больших развесистых деревьев на равнине между Аспенхау и Хартвальдом; монастырь окружен стеной, но и стена не защищает от ветра. Мы встретились у двери в монастырскую церковь, сводчатой двери, украшенной множеством небольших глиняных фигурок. Она стояла в мягком черном платье, придерживая рукой странную шляпку. Я обратила внимание на ее зеленые глаза. Отклонившись назад, она посмотрела на глиняные фигурки, затем попробовала дотронуться до одной и протянула руку вверх, забыв про шляпу. Она хотела дотронуться до маленькой фигурки с рогом на лбу и искривленным ртом. И вдруг шляпу сдуло ветром и понесло. Все это случилось за одну секунду — от момента, когда я открыла дверь церкви, вышла и увидела, как она вытягивает вверх руку, пытаясь достать фигурку, до того, как слетела шляпа.

Я стояла и смотрела на церковную дверь, смотрела сквозь стекло на большой зал, лицо и уши обдувал холодный ветер, я закрыла глаза.

Я сделала шаг вперед и наклонилась, чтобы поднять ее шляпу, но шляпу снова подхватил ветер, она отлетала все дальше и дальше. Все было как в старом немом кино: мы бегали за шляпой по мокрой траве монастырского двора, под большими деревьями между старинными каменными постройками. И вдруг мы рассмеялись: сначала Кристиана своим задорным смехом, а потом я услышала свой смех, хотя мыслями была страшно далеко. Наконец шляпа очутилась в углу каменной стены у ворот. Мы подбежали к ней одновременно. Кристиана подняла ее, стукнула пару раз о колено, стряхнув мокрые увядшие листья, надела на голову, слегка надвинув на лоб. А потом посмотрела на меня и улыбнулась. Она смотрела на меня снизу вверх и улыбалась из-под шляпы; ведь она была невысокого роста, Кристиана. А потом она снова засмеялась каким-то детским смехом, легко и просто, и посмотрела на меня широко открытыми глазами, в которых светилась радость.