Пастуший календарь

И понемножку отрастали рожки,
И, пусть коротковата и худа,
Но все же намечалась борода!
«— О сын мой! — грустно молвила Коза,
И по ее щеке стекла слеза:
— Пускай Господь, Всевышним друг сирот,
Тебе, мой милый, радость ниспошлет.
Родитель твой... — И дрогнул нежный глас,
И снова слезы брызнули из глаз:
— Родитель твой, когда б он жил поныне,
Отраду бы обрел в подобном сыне,
Возликовал бы!.. Если бы, да бы...
Увы, его сгубил удар судьбы;
Безвременно погиб он — и проклятым
Достался на съеденье супостатам.
Я, старая скорбящая вдова,
Единственной надеждою жива:
Ты станешь стада нашего главой —
Бесстрашным, как отец покойный твой:
Всегда поднять готовым на рога
Соперника иль хищного врага».
Коза глядела все нежней,
Козе казалось, будто перед ней
Стоит вожак — суров, отважен, крепок:
С погибшего отца вернейший слепок!
Дыханье сперло; жгучая печаль
Козу язвила в сердце, словно сталь...
И все же мать нашла немало слов,
Способных вразумить любых козлов:
«Дружок, — она рекла, — ты знаешь сам:
Я жизнь охотно за тебя отдам...
Увы, мой милый: множество зверей
Тебя пожрать хотят — и поскорей.
Но всех опасней Лис: хитер, смышлен,
Обманом подлым жертву губит он.
Так помни мой спасительный наказ:
Не верь ему, пролазе из пролаз!
Я в лес должна отправиться теперь,
А ты запри покрепче нашу дверь —
И ни за что ее не отворяй,
Коль постучится рыжий негодяй».
Усердно мать остерегала сына:
Убойся кознодея-лисовина!
И слушаться Козленок дал зарок...
И вышла мать, запнувшись о порог
(А всякому давно известно: это —
Недобрая, зловещая примета).
И дверь замкнул Козленок на запор,
Чтоб не вломился жадный рыжий вор.
И тот же час, откуда ни возьмись,
У двери объявился гнусный Лис.
Безвредным коробейником одет,
Он предвкушал роскошнейший обед.
А в коробе — стекляшки, безделушки,
Бубенчики, свистульки да игрушки.
Лис прятал уши под большую шляпу
И заднюю закутал тряпкой лапу:
И солнце припекало живоглота,
И мучила простудная ломота.
Он сбросил короб тяжкий с плеч долой,
И наземь лег, и застенал: «Ой, ой!..
Умру! До завтра дотяну едва ль!..
Ужели вам несчастного не жаль?»
И к двери глупый Козлик прянул вскачь:
Откуда стоны? Что за горький плач?
Коль дверь исправно замкнута, ужель
Опасно глянуть в крохотную щель?..
А супостат вострил злодейский слух
И лисьим нюхом чуял козий дух.
Он рек: «Я хворый старец — но вразнос
Торгую...Ох, спаси тебя Христос,
Пускай тебя минуют, юный друг,
И дряхлый век, и старческий недуг!»
И тут же, внемля, как скулит бедняк,
Разжалобился Козлик и размяк,
И сдуру задал пагубный вопрос:
«Да кто же ты?» — «Я в бедности возрос,
И дожил в ней же до седых волос, —
Изрек хитрец. — И столь приемлю мук,
Что не сегодня-завтра мне каюк.
Аз есмь баран убогий, чье руно
Обветрено, и солнцем сожжено,
И порыжело... Мы с тобой родня,
Добрейший Козлик! Пожалей меня.
Молю: не отвергай, не презирай,
Впусти страдальца в дом — и внидешь в рай!
Дозволь передохнуть немного: ведь
Я так устал, что впору помереть!»
Из короба стекляшку он достал,
Блиставшую, как крохотный кристалл;
И, потеряв умишко скудный враз,
Решил Козленок, что сие — алмаз!
Он тут же дверь открыл для палача,
И тот ввалился, лапу волоча —
Но, даже видя, сколь Козленок прост,
Поджал и спрятал свой пушистый хвост.
И, дверь замкнув надежно изнутри,
Велел Козленку глупому: «Смотри!»
И ворох безделушек на полу
Нагромоздил в палаческом пылу.
И в коробе плетеном, наконец,
Остался только медный бубенец —
На дне катался он, блестящ и звонок, —
И глупый соблазнился им Козленок,
И прыгнул в короб — эдакая прыть!
И бедолагу в коробе закрыть
Поторопился хитроумный тать,
И отпер дверь, и кинулся бежать,
Козленка на съеденье унося
В лесную чащу... Вот и сказка вся.
А мать-Козу взяла внезапно жуть;
Коза домой кратчайший правит путь:
Козленок там один — один, как перст!
Насилу добежала... Вход отверст...
На половицах — дребедень и дрянь...
Увы, Козленка нет, куда ни глянь!..
И вывод прост: не внемли мерзкой лжи,
И ухо всякий час востро держи;
И, ежели погибнуть не готов,
Не отвечай на лицемерный зов.