Рыдайте, овчары: увы, пришла беда!
Рыдайте: нет прелестнейшей юницы;
Рыдайте: столь нежна и молода,
Она смежила навсегда зеницы,
Что всем сияли, словно две денницы.
Померк животворящий свет,
И мрак царит. Юницы нет —
И смех затих.
Замолкли звонкозвучные цевницы,
И скорбен стих.
А мы живем... Зачем обречены мы жить,
Когда угрюмым Паркам, вещим пряхам,
Угодно стало перерезать нить
Столь юной жизни столь небрежным взмахом?
Какая прелесть обратилась прахом...
И про Дидону лишь печально впредь
Пастушки молодые смогут петь...
И смех затих,
И смерти ждем с надеждой, а не страхом,
И скорбен стих!
Цветок счастливей: смерть ему не суждена,
Он погребен в снегу, пока метели
Свирепствуют; но вот придет весна —
И встанет он из ледяной постели.
А дева расцветавшая — ужели
Не ведать ей весенних дней,
Ужели не воскреснуть ей?
Нет, смех затих,
Мы радостью навеки оскудели,
И скорбен стих.
Она была («была»! — сколь горестный глагол!)
Щедра, учтива, ласкова, мила;
Открыт был дом ее, накрыт был стол
И для друзей из нашего села,
И для знакомцев из окрестных сел:
Шумели славные пиры
До горькой нынешней поры —
Но смех затих,
И ныне дом Дидоны пуст и гол.
И скорбен стих.
Померкли небеса, и светоч наш погас,
И вытерпеть нельзя душевной боли.
Свирель, умолкни: смерть пустилась в пляс
И нам вовек не радоваться боле!
Но мы блюдем обряд — и поневоле
На камень гробовой плиты
Слагаем свежие цветы.
А смех затих.
Плачь, Муза, плачь о горькой нашей доле!
И скорбен стих.
О пастырь Лоббин, сколь безмерно тяжела
Твоя печаль, сколь беспредельно горе!
Что за венки для твоего чела
Прелестница плела, в каком уборе
Вседневно красовался ты! Но вскоре,
Увы, проститься привелось,
И ныне вы с Дидоной врозь,
И смех затих,
И слез горячих выплакано море,
И скорбен стих.
И мнится, изменен порядок естества,
И чудится, рыдает вся природа:
Как слезы, наземь падает листва,
Как слезы, влага льется с небосвода…
Все плачет нынче, горю нет исхода,
Поникло все вокруг,
Поблек увядший луг,
И смех затих.
Глухое время, грустная погода —
И скорбен стих.
Теперь овца травы не щиплет полевой,
Хоть мучится невыносимым гладом.
А волк, подъемля свой привычный вой,
Преследует ягнят: ведь нет со стадом
Заботливой пастушки больше рядом!
И с грустью средь нагих ветвей
Воркуют голуби о ней.
А смех затих:
Увы, настал конец любым отрадам,
И скорбен стих.
Отныне вместе с ней ни петь, ни танцевать
Не смогут безутешные наяды.
Нет, нимфы, время не воротишь вспять...
Рыдают Музы, опуская взгляды;
И даже Парки, ей не дав пощады,
Когда ужасный пробил час,
Теперь скорбят не меньше нас!
Да, смех затих.
Моей Камене больше нет услады,
И скорбен стих.
Земное бытие! Тщета и суета,
Служение маммоне иль гордыне.
Мгновенна слава, бренна красота —
О, как мы понимаем это ныне!
Какой урок в негаданной кончине!
Дидоны больше нет. Она
Жила, ушла, погребена,
И смех затих.
Мы дни влачим в неслыханной кручине,
И скорбен стих.
Но верь: всемилосерд и всемогущ Господь,
Смиряет Он и смерть, и силы ада!
Душа, навек покинувшая плоть —
Насельница Господня вертограда.
О добрый Лоббин, горевать не надо,
Забудь печаль жестокую свою:
Любимая жива, она в Раю!
И плач затих.
Звучит напев совсем иного лада,
И сладок стих!
Дидона, средь святых достойна ты воссесть,
Ты, бывшая прекраснее богинь!
Я правду изрекаю, а не лесть,
И потому сомнения отринь.
Ты вознеслась в заоблачную синь,
Твоя обитель — не земля,
Но Елисейские поля.
И плач затих:
Пробьет мой час — приду к тебе. Аминь.
Сколь сладок стих!
Не различает род людской добра и зла.
Глупцы! Глядим на Смерть, как на врага —
А Смерть издревле благо нам несла,
Она мила, желанна, дорога,
Она уводит в райские луга,
Где столь свежа и столь нежна
Вечнозеленая весна.
Мой плач затих.
О Смерть, мой друг, мой ласковый слуга,
Услышь мой стих!
Дидона в Небесах (и все мы в свой черед
Отправимся туда, за нею следом)
Амброзию вкушает, нектар пьет,
И ей теперь восторг нездешний ведом.
Земным невзгодам чуждая и бедам,
Она с богами наравне
В небесной блещет вышине...
И плач затих,
И спет, мой друг Тэно, твоим соседом
Последний стих».