Кадди же ответствует поговоркой язвительной и едкой, дряхлый век людской хулящей огульно. Полагали древле, и ныне кое-кто по-прежнему полагает, будто люди седовласые или начисто не страшатся Бога, или страшатся Его менее, чем люди помоложе. Зане, закаленные долгим опытом и заматеревшие в нем, изведавшие множество пращей и стрел отмщения, не трепещут боле старцы ни пред бурями Судьбы, не пред гневом богов, ни пред яростью ближних, будучи либо мудростью накопленной и вызревшей вооружены супротив любых невзгод и бедствий, либо долги — ми злополучиями укреплены супротив любых и всяких новых злосчастий. Люди сии подобны той Обезьяне, о коей басня Езопова повествует: впервые повстречавши Льва, обмерла она и ужаснулась, глядя на суровый и свирепый львиный лик; а после попривыкла к оной страховидности и прежнюю опаску настоль утратила, что запросто шутила с царем зверей да знай подтрунивала над ним. Долгий опыт порождает кое в ком самоуверенность. Вольно Эразму, великому клирику и доброму старому наставнику, благодушно и благосклонно толковать в своих Adagia пословицу Nemo Senex metuit lauem к собственной выгоде, уверяя, будто сие значит, что старые люди не вовсе чужды страху Божьему, а лишь далеки от суеверия и от языческого почитания идолов, Зевесу подобных. Велика ученость Эразмова, да все же против правды не хаживать стать: и впрямь, старые головы куда более склонны к безрассудству и безумствам, нежели младые.
Март
Сия Эклога обнаруживает некое сходство с Феокритовой, где юный пастух повествует собрату своему старшему о том, как метал стрелы в крылатое дитя, восседавшее на древе, и слышит в ответ: берегись, как бы не вышло тебе из того беды.
И ласточки снуют опять... Оные пернатые считаются вестниками, или точнее, гонцами весны.
Флора: богиня цветов, а на деле (согласно Тациту) пресловутая блудница, иже, телесами своими торгуя, стяжала богатства несметные, а после народ Римский содеяла своим наследником; Римляне же, памятуя о столь великом благодеянии, учредили в память оной распутницы ежегодное празднество и стали ее нарицать не истинным именем, и не Андроникой (ибо мыслят некоторые, что звалась она так), но Флорой; и чтили ее богиней всех цветов на свете, и всякий год приносили ей торжественно жертвы.
Проснется Майя — и готов // Ей праздничный шалаш: сиречь, поле, усыпанное цветами, а еще скорее, Майский Куст. Майей зовется богиня, матерь Гермесова, и месяц Май именуется, по утверждению Макробия, в ее честь.
Летиция: имя некой младой сельчанки.
Во тьме Летейских вод... Летой зовется преисподнее озеро, а Поэты его кличут озером забвения. Ибо Лета и значит «забвение». Души, в озеро сие окунувшиеся, долее не помнят о заботах и тревогах миновавшей жизни. Стало быть, ежели Эрот почивает в Лете, значит, любовь почти напрочь позабыта по причине суровой зимы, когда чудится, будто всякие помыслы о наслаждениях погружаются в спячку и угасают.
Прервал его дрему... Прервать сон Эрота значит предаться любовным усладам и плотским утехам.
Тисовый куст обилен ветвями и густолиствен.
Крылатый и нагой малыш: зане таким представляют его Поэты — вечно свежим и бодрым дитятей с повязкой на очах, не дозволяющей различать лица, со многоцветными крылышками, означающими, что прихоти мимолетны, с луком и тулом, поелику взгляды красавиц язвят подобно стрелам оперенным. Такожде молвят, будто у стрел кротовых острия имеются златые и свинцовые, т. е., сулящие радость удачливым и обласканным любовникам или скорбь отвергнутым и покинутым. А кто возжелает уведать об Эротовой раскраске да оснастке поболе, пусть читает либо Проперция, либо Мосхову идиллию, о странствующем Эроте повествующую; ныне преложил ее преотменным латинским слогом ученейший Ангел Полициан, сиречь, Анджело Полициано ; аз же грешный видал сей труд означенного Пиита среди прочих его творений, весьма исправно переведенных Аглицкими стихами.
Она вошла в мою пяту: вельми Поэтически молвится, и не без особых ктому оснований. Поелику помню, что повествует Гомер о Фетиде, новорожденного младенца Ахилла за пяту взявшей и окунувшей оное дитя в Реку Стикс. А воды поименованной реки творят омытую в них плоть непроницаемой для оружия земного. Омытый всецело, за вычетом лишь пяты, за кою матерь его держала, содеялся Ахилл почти [неуязвим] ; посему исхитрился Парис поразить его стрелой отравленной в означенную пяту, когда стоял Ахилл пред алтарем Аполлонова святилища, в супруги беря себе Поликсену. И, толкуя загадочное предание сие, молвит Евстафий: под раною в пяту разумейте пылкую плотскую любовь. Ибо из пяты (как утверждают наитолковейшие Лекари) к детородному уду и ятрам тянутся некие жилы кровеносные и тонкие связки; тож тянутся подобные из головы, а проходят они, подобно тонким трубкам, за ушами; оттого-то (как наставляет Гиппократ), ежели названные жилы и связки пресечь, муж немедля охладеет и бесплоден пребудет; сии доводы тщательно взвесив, наш Пиит намеренно дозволяет Эроту язвить вышеупомянутого подпаска именно в пяту.