Переберись навек сюда, на юг... Сие не вольность поэтическая, но истина, Пиитом изрекаемая, зане особые обстоятельства и случаи, к частной жизни его касательство имевшие (опираюсь отчасти на слова его), а такожде собственные предпочтения и склонности понудили Пиита покинуть пределы Севера и на Юге осесть, согласно совету дружескому, Гоббинолем данному.
На севере отвратен белый свет... Разумей: в тех северных землях, где наш Пиит обитал дотоле.
А тут луга, леса... Южные края, где Пиит обитает ныне, хоть и обильны холмами да лесами (к примеру, Кент лесист и холмист вельми, оттого и прозывается Кентом, поелику в Саксонском наречии «Kantsh» означает «лесистый»), одначе нарицаемы суть Долами, зане северные пределы числятся куда более возвышенными.
Лишь Феи... В добрых Фей и хитрых эльфов еще пращуры наши веровали, да и поныне случается, что люди немудрые за суеверие сие цепляются всячески, хоть и пора бы исторгнуть его из сердец человечьих, ибо несть ни духов лесных, ниже тени таковых, а есть лишь некие плешивые Монахи да прохиндеи-Попы, что и сей предрассудок раздувают, подобно прочим заблуждениям, дабы содержать мирян во невежестве, ибо ежели проникнут оные миряне в суть миропорядка, то со временем почуют и всю ложность веры папской своекорыстной, иже токмо о тугой мошне печется. Истина же такова. Раздирала Италию в клочья вражда Гвельфов и Гибеллинов, сии же бысть родовитые дома Флорентийские; и слуху людскому их имена содеялись ненавистны и тольми страшны по великой свирепости оных лютых извергов, что ежели дети малые неслухами да озорниками оказывали себя, то матери молвили им: «Гляди, Гвельф (либо Гибеллин) идет!» И от оных Италианцев слова сии (со многими прочими наравне) перешли к нам, токмо замест «Гибеллины и Гвельфы» мы зачали говорить «Гоблины да Эльфы». Почитай, ничуть не менее и Французы страшились отважного нашего капитана, иже поистине бысть бичом земель Французских, лорда Тальбота, будущего графа Шрусберийского, чья доблесть полнила сердца Французов толиким ужасом, что случалось, и многолюдные рати рассыпались да разбегались при едином звуке грозного имени его. А матери-Француженки несмышленышей своих строптивых стращали, приговаривая: «Ужо Тальбот придет, мое чадо заберет!»
Хариты: хотя существует (яко же глаголется выше) токмо три Грации-Хариты или, по наибольшей мере, токмо четыре; но говоря лишь о красоте и многоразличных достоинствах женских, возможно и поболе насчитать. К тому же, Мусей речет, что в каждом оке всякого Героя обитает сотня граций. О его стихах памятуя, пишет инде и наш Пиит: «И сотня Граций на ее ресницах».
И лиры Муз, покинувших Парнас, // Бряцают... Пиит разумеет, что Нимфы и Грации пляшут ночи напролет перед Музами, при лунном свете, под напевы цевницы Пановой. А стало быть, почва тамошняя приятственна и радостна.
Был Фебу древле брошен вызов Паном... Повесть сия общеизвестна: Пан и Аполлон состязались в искусстве музыкальном, а в судьи себе избрали Мидаса. Оный же, приговор вынеся пристрастный да порочный, незаслуженно провозгласил победителем Пана; за таковое предерзостное неразумие Феб увенчал Мидасову главу четой ушей ослиных.
Титир. Многажды уж говорено: под Титиром разумеется Чосер; семо же упоминаются «радостные звуки», дабы еще яснее соделалось, что сочинял Чосер повести занятные, к примеру «Кентерберийские рассказы». За несравненные достоинства Пиит и кличет его своим наставником и богом, яко же Туллий кличет Лентула Deum vitae suae, сиречь, богом жизни своей.
К неверной деве: разумеется неверность возлюбленной Розалинды, иже, покинув нашего Пиита, предпочла ему иного пастуха.
Меналк: пастушье имя из эклог Вергилиевых; семо же подразумевается некто неведомый, чье истинное прозвание мраком сокрыто; Пиит наш то и дело горько гневается на оного загадочного человека.
Ежели помните, в Эклоге Первой звучал девиз Колинов как Anchora sperne, поелику жива бысть надежда сыскать со временем благорасположение возлюбленной девы. Ныне же, отвергнутый и покинутый оной девою всецело, зрящий былую надежду свою напрочь угасшей и отчаянием обратившейся, отрекается Колин от всяческих обольщений и упований на грядущее благо. Таков единственный смысл сего девиза.