— Да, Лайл, — повторил Нэйш с легчайшим удивлением. — Ты не останешься посмотреть?
Дать бы им время — они б ещё друзьями стали.
— Натура у меня чувствительная, — сказал я, поднимая глаза ввысь. — Чуть увижу где жестокость — в слезы кидает, аж кушать потом не могу.
Всё равно не успеваю метнуть чёртов нож. Теперь еще и дистанция не та — удаляюсь слишком живо, чувствуя, как взгляд Нэйша ввинчивается между лопатками.
— Чистые ручки, Сорный? — весело донеслось из-за плеч.
— Отмыты и не пачкаются, — отозвался я — и больше уже не оборачивался, не прислушивался.
Грызуна внутри не слушать было сложнее. Крыса — юркая, трусливая, извивалась, изворачивалась. И шипела — ладно, убрались, одобряю. Только теперь — давай сбежим. Совсем сбежим, подальше. Ноги в руки, до водного портала — собрать золотишко, потом до портала опять. Проскользнём незамеченными, ну!!
Но я только вышел из дверей парка, аккуратненько притворив скрипучую калиточку. Отыскал симпатичный валун и на него уселся.
Солнце припекало макушку и улыбалось с неба едко, как моя судьба. Будто подначивало: давай, побегай, а я посмотрю.
Знало — мне не убежать далеко.
Ни от Гильдии. Ни от того, что выйдет сейчас из этих вот ворот.
Играли когда-нибудь с серьёзными ребятами? У тебя в руках — затрепанные карты, сплошь мелочёвка, а один из противников сейчас сожрет другого и примется за тебя. А ставки сделаны, на засаленное сукно выкинуто последнее, и выиграть всё равно не можешь, только — сохранить жизнь и статус игрока.
Кузнечики звенели как ополоумевшие. Я сидел на горячем камне, втягивал в себя воздух, как обжигающий суп, и ждал шагов судьбы. Внутри дурниной орала крыса.
— Ты не сбежал, — сказал он тихо. В пяти шагах за моей спиной. Как это я забыл, что рок ходит бесшумно?
Прилизанность «клыка» сошла на нет, а так свидание с парнями из Гильдии прошло для него бесследно. Ну, почти — он растирал запястья и был полностью занят этим делом.
— Думал было сгонять за подмогой, но это было бы слишком долго, да и незачем — нет, что ли? Извини уж, что не остался на расправу, но я не сомневался, что ты их уработаешь. Как они вообще тебя повязали, с твоим-то Даром?
— Организованная засада, — теперь Нэйш проверял состояние безупречных манжет, — На самом деле — случайность, но довольно досадная. У всех свои слабые точки, Лайл.
Не могли же они действительно просто навести ему арбалет в затылок. Дар Неуязвимости должен бы предохранять от всего… или всё-таки — не от всего?
— Я так понимаю — у них слабых точек оказалось побольше, — спокойствие на физиономии давалось с трудом. — Правда, я малость поспособствовал. Что ножик, пригодился?
Нэйш полез во внутренний карман и извлёк моего воровского дружка. Повертел в пальцах — отражённое от блестящего лезвия солнце ярко сверкнуло в глаза.
— Действительно, со связанными руками всё было бы сложнее… и медленнее. К слову, отличная балансировка.
По сценарию надо было бы поглядеть сейчас устранителю в лицо с непоправимой честностью — ничего же не случилось! Вот только он стоял слишком уж близко. А сталь моего ножа на его ладони, посвёркивала, завораживала. Так что обращался я к ней.
— Да, неплохая. И да — можешь не благодарить за помощь.
— В самом деле, ты же, кажется, помог. И прежде любил помогать, да, Лайл? Прекрасно вписывался в команду. Казался таким полезным, без тебя просто никуда…
Я не был дураком, потому перетерпел ещё одно искушение — выбросить руку с ножом вперёд. Когда услышал этот тон — обволакивающе-теплый, будто солнце, которое едко ухмыляется в небесах.
Каждую секунду готово сжечь тебя до головешек.
— Намекаешь, что в этот раз я как-то не вписываюсь? А я-то уж думал, мы сработались.
На плечо легла рука. Я поднял глаза — и увидел сперва доброжелательный оскал улыбки, а потом глаза палача.
— Мы отлично сработались, Лайл, — шепнул мягкий голос. — Ну, разве что одна маленькая деталь.
Солнечный полдень выцвел, зной свернулся в серые стены с водными потёками, на зубах заскрипела морская соль. Небо дохнуло холодом камеры.
Осталась только рука на плече. И многообещающая улыбочка, и голос:
— Ты же расскажешь мне всё, что я хочу знать?
Конечно, конечно, господин допросчик, я расскажу всё, — резануло из прошлого. И не солгу — вам не солгу никогда, только…
Боль пришла вдруг.
Мы с грызуном её ждали — давно, с того самого момента, как два месяца назад я услышал голос из прошлого, увидел бабочку и иглу в ней. Ждал, готовился, настраивался…
Не успел, а она пришла, ударила от шеи, парализовав плечо и руку с Печатью, сведя мышцы, растеклась огнём по груди. Нэйш не стал меня держать, и я, зашипев, привалился к валуну, вцепился ногтями левой руки в камень, будто пытаясь то ли остановить, то ли заслониться…
Мягкие шаги по траве — вокруг, вокруг, вокруг. Взвешенный голос.
— Значит, Гильдия, Лайл? Не ожидал, что ты работаешь с крупными организациями — думал, тебе по вкусу вольные хлеба. Я и сам одно время выполнял задания «чисторучек» — правда, как сторонний наёмник. Знаешь, из тех, к которым обращаются в специфических ситуациях, по необходимости. Но я кое-что слышал об их системе рангов и должностей… какая бы могла быть у тебя, а? Дай догадаюсь. «Крыса». Верно?
Верно, верно — мерзкий помойный грызун, попавший в ловушку. Видите, как извивается от боли? Что-то даже, вроде бы, визжит — наподобие: «Хватит, хватит, не надо больше, прекрати, я скажу…»
Но шаги не стихают — кружат и кружат. Мягкие, хищные. Замыкают в кольцо, в безвыходную ловушку. Рвущая боль и шелест голоса — едины.
— Да, конечно. «Крыса». Припоминаю, что это было твоим занятием и до Рифов. Завоевать доверие. Влезть внутрь. Кто заподозрит такого полезного, такого необходимого… А какой ранг? Наверняка высокий, ты ведь такой старательный. И что же делает «крыса» такого высокого ранга в питомнике Лортена? Кому-то понадобился Лортен? Питомник? Арделл? Слушаю, Лайл. Давай. В чём было задание?
— Я… не… не знаю…
Голос дрожит, срывается в хрип, потом в визг. Потом — в мольбы. Но допросчик только цокает языком. Отлично лжёшь, Лайл. Не растерял мастерства. Ты, кстати, знаешь, что врать нехорошо?
Вторая волна боли приходит за первой — от затылка и вниз по позвоночнику, острая, жгучая, так что остаётся только корчиться и скулить. И ждать, что он остановится — должен же он остановиться, он же всегда останавливался, чтобы дать мне ответить…
Но шаги всё плывут — размеренные, плавные. В голосе допросчика — разочарование, а его нельзя, нельзя, нельзя разочаровывать, и спина изгибается сама собой — подставить хребет в знак покорности…
— Ты же понимаешь, Лайл, как легко мне вернуться с этого задания одному? Трагические случайности на охоте… особенно если тварь опасна, вроде гидры или беспамятников… Давай же, мне любопытно. Что за заказ?
— Они мне правда… ничего не…
Бо-оженьки, почему я так и не научился от этого отвлекаться, почему не выпил обезболивающее сразу, почему…
Кажется, я слегка растворился — в зное, крысином визге, в попытках кричать, в мольбах.
В воде Рифов — прибрежной, солёной, хлынувшей в горло.
Подумал ещё — махнуть хвостом, уплыть в глубину. И тут понял, что вода пресная, просто смешивается с кровью во рту.
Наверное, язык прикусил, когда отключился. И затылком ударился о валун — вон, раскалывается…
На удивление — раскалывается затылок, а не валун.
— Пей, Лайл, — полный неизмеримой заботы голос из блаженной темноты. — Раньше ты выдерживал дольше.
Темнота перестала быть блаженной. Я глотнул ещё, и фляжку от губ убрали, зато в лицо брызнули водой.
— Старею, наверное, — прохрипел, приоткрыл глаза.
Я полусидел на траве, опираясь на валун. Боль схлынула, оставила дрожь да тягучее, ноющее ощущение. Будто послевкусие от старого, знакомого кошмара.
Нэйш закручивал колпачок фляжки — прямо-таки жрица Целительницы, только знака Милосердной Длани не хватает. Ну, и ещё кое-чего.