Когда Синтия замолчала, наступила тягостная пауза. Декко с участливым видом кивал головой, Стрейф тоже кивал. Я растерянно изучала розочки на чайных чашках. Вдруг Декко выпалил:
— Как же много ты знаешь, Синт!
— Синтия всегда была любознательной, — сказал Стрейф. — И у нее превосходная память.
— Тех детей улицы породили прошлые битвы и Акты, — продолжала Синтия, не замечая, что ее речь все больше походит на бред сумасшедшего. — Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за этими благозвучными названиями.
Синтия умолкла, и я подумала, наконец-то она иссякла. Но она начала снова:
— Когда они приехали сюда во второй раз, вокруг все перестраивалось, У дома громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, повсюду крики и брань. И тогда они уехали, каждый отправился своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на верфях. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.
— Дорогая, — очень мягко прервал ее Стрейф. — Все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, но мы здесь ни при чем.
— Разумеется, нет. — Синтия в деланном согласии закивала головой. — Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?
— Никто этого не говорит, дорогая.
— Их история должна была бы на этом кончиться, он так и работал бы в доках Белфаста, а она принимала бы ставки. Их не слишком веселая детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви. Но почему-то у них все получилось иначе.
Декко попытался перевести разговор на другую тему, начал рассказывать, как у них в школе один ученик воспылал романтической страстью к дочери землекопа, а потом женился на ней. Мы помолчали, Синтия устало сказала:
— Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.
— Их, Синтия? — спросила я.
— Господи, да я же говорю вам! — закричала она. — Эту девушку убили в ее комнате на Мейда-Вейл.
Хотя у меня любовная связь с женатым мужчиной, я стараюсь думать о душе. Хожу в церковь, принимаю причастие, Стрейф тоже ходит к причастию, правда, не так часто, как следовало бы. Синтию же никак не назовешь религиозной, и меня покоробило, с какой легкостью она произносит всуе имя Божие, как легко говорит о смерти на Мейда-Вейл после всего этого вздора про историю и детей. Стрейф качал головой — ясное дело, Синтия просто не отвечает за свои слова.
— Синтия, дорогая, — сказала я. — Ты ничего не путаешь? Ты в расстроенных чувствах, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты что-то прочитала…
— Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама собой в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда есть убийцы — вот о чем история этих детей.
Наступило молчание, мы сидели растерянные, не зная, что сказать. Но Синтия и не ждала от нас никаких слов, она твердила свое:
— Мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлетки. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле старина Артур всегда готов к услугам. Здесь кругом цветы, и у нас свой постоянный столик.
— Разреши, мы проводим тебя в твою комнату, — умоляюще попросил Стрейф, а я взяла Синтию под руку.
— Пойдем, старушка, — сказал Декко.