— Как поживаешь, Вилли?
Заговорили о погоде, и все сошлись на том, что будет хорошо, если жара еще постоит.
— Позвольте я вам налью, — сказал отец, протягивая руку к бокалу гостя.
— Нет, — ответил Коллинз.
На обед был томатный суп, котлеты, фруктовый пудинг и вино. Разговор не клеился. Отец рассказывал про мельницу, Коллинз слушал. Он вообще больше помалкивал.
— Думаю, вы знаете Глэндор, мистер Коллинз, — сказала мать, чтобы заполнить очередную паузу.
— Знаю, и очень хорошо, миссис Квинтон. Я ведь родом из тех мест.
— Прелестное место.
— Да, разумеется.
— Этот день ты запомнишь надолго, — сказала мне мать, когда после обеда мы шли с ней по саду в поисках сестер. А отец с гостем в это время пили кофе в кабинете. Больше я Коллинза не видел, слышал только рев его мотоцикла за воротами. И еще в тот день, уже вечером, я слышал разговор, состоявшийся между родителями. Разговор этот я помню и сейчас. Они сидели в сумерках в гостиной и беседовали. Спора не было, но чувствовалось, что они не согласны друг с другом.
— Он приезжал только за деньгами, Эви.
— Может быть, и все-таки…
Послышался вздох отца, и наступила тишина. Затем отец заговорил снова:
— Дойлу угрожают. Зря я его взял обратно.
— Дойл на них шпионит?
— Бог его знает, бог его знает. Слушай, Эви, деньги я ему дам, обещаю тебе. А о том, чтобы в Килни обучались добровольцы, и речи быть не может. Это исключено.
В темноте я на цыпочках прокрался к себе в спальню и долго еще лежал без сна, пораженный тем, с какой непреклонностью говорил отец. Интересно, что бы подумал отец Килгаррифф, если бы услышал, что в Килни будут обучаться добровольцы? Как жаль, что матери не удалось переубедить отца: вооруженные люди маршируют по поляне, скрываются в кустах — потрясающе! Мне снились повстанцы, Майкл Коллинз в кожаной куртке, но, проснувшись, я сразу же вспомнил твердый голос отца, заявившего, что, кроме денег, Коллинз ничего от него не получит. А может, отец только прикидывается нерешительным и мягкотелым? Я задумался над этим, но так ничего и не придумал.
— Нет, этого человека я не видел, — ответил отец Килгаррифф на мой вопрос, видел ли он мистера Коллинза. — Он что, на сенокос наниматься приезжал?
— Вы даже не слышали, отец, как он заводил мотоцикл?
— Боюсь, что нет. А теперь скажи, пожалуйста, как ты думаешь, почему в Новой Зеландии умеренный климат?
Однажды душным субботним вечером родители вместе с тетей Фицюстас и тетей Пэнси поехали в гости к Д’Арси, жившим за Лохом, примерно в такой же усадьбе, как наша. От жары мне не спалось, и я пошел к сестрам. Устроившись на постели у Джеральдины, мы стали играть в карты, как вдруг услышали музыку. Поскольку доносилась музыка из кухни, мы, как были в ночных рубашках, стали потихоньку спускаться вниз по задней лестнице. К несчастью, только мы двинулись по коридору, как столкнулись с идущей навстречу миссис Флинн, которая громко нас отругала, однако, вняв слезным уговорам сестер, на кухню нас все же отвела. Войдя, мы увидели такое, что даже сестры перестали хихикать. Был потрясен и я. За большим дубовым столом с не менее мрачным, чем обычно, видом сидел О’Нилл и играл на аккордеоне. Джонни Лейси учил Джозефину танцевать, а Тим Пэдди с какой-то краснощекой девицей курили, сидя за столом. Миссис Флинн раскраснелась, остальные смеялись. У плиты, в кресле с высокой спинкой, расположилась служанка моих теток, Филомена, и пила чай. Однако самое поразительное было то, что старый О’Нилл, оказывается, играет на аккордеоне, — с таким ходят по улицам Фермой нищие. Никто никогда не говорил нам, что у него есть аккордеон, мы ни разу не слышали, чтобы из сторожки у ворот звучала музыка. И потом, кто эта краснощекая девица?
— Это Брайди Суини, — шепнула миссис Флинн. Тут Тим Пэдди увидел нас и весело замахал рукой — все его страдания остались в прошлом.
Одна мелодия кончилась, и началась следующая, в другом ритме. По кухне заскользили две пары: Тим Пэдди с краснощекой девицей, оба с сигаретами в зубах, и Джозефина с Джонни Лейси, который вертел ее, словно перышко. Когда он танцевал, не верилось, что у него одна нога короче другой.
— Ну, как дела, молодежь? — спросил он у нас, когда музыка кончилась. — Спляшем, Дейрдре?
О’Нилл, как обычно, нас не замечал; он был так поглощен игрой на аккордеоне, что за все время, пока мы были на кухне, ни разу не поднял головы. Джонни Лейси сплясал сначала с Дейрдре, потом с Джеральдиной, а Джозефина попыталась научить меня танцевать вальс. Тим Пэдди познакомил нас с Брайди Суини, дочкой владельца пивной. Говорил он о ней так, словно никогда не был влюблен в Джозефину. Он выпячивал подбородок и улыбался с самодовольством султана. Все это необычайно меня удивило.