А в графстве Корк в 1983 году обо всем этом хорошо помнят.
Мы обе были в черном, что, разумеется, сразу бросалось в глаза, и нам, словно мы ослабели от горя, все пассажиры на пароходе уступали дорогу, какая. — то женщина перекрестилась, а мужчины при нашем появлении приподымали шляпы или кепки.
— Это чисто ирландское, — пояснила мне мать.
Сойдя на пристань, она обняла тебя, прижимая к глазам носовой платок с траурной каемкой.
— Бедный мой, — шептала она. — Бедный, бедный мальчик.
— Сочувствую тебе, Вилли, — сказала я. — Очень тебе сочувствую.
Ты не ответил.
Машина остановилась у подъезда.
— Вы, наверно, проголодались, — сказал ты. — Есть ветчина и салат.
Ты отвел нас в столовую, где стоял все тот же запомнившийся мне тяжелый запах — не то чтобы спертый, а какой-то нежилой. В маленьком камине горел огонь, наступило тягостное молчание. Меньше всего на свете в этот момент мне хотелось есть и слушать болтовню матери:
— А ведь все из-за пьянства! Ну, разумеется, Вилли, мы делали, что могли. Сколько раз я с ней об этом говорила! Прошлым летом, когда мы у вас были, я каждый день уговаривала ее не пить.
Я спросила у тебя, буду ли я жить в той же комнате, что и в прошлый раз, и ты что-то пробурчал в ответ, глядя в сторону. А потом опять заговорила мать.
Я вышла из столовой и поднялась наверх. Я часто с любовью вспоминала этот дом: витражи на входной двери и на лестничных окнах, комнаты, заставленные как попало сохранившейся от пожара мебелью. Спальня, отведенная мне, была узкой, с темными стенами и керосиновой лампой — здесь абсолютно ничего не изменилось. Я налила воды в разрисованный цветами кувшин и стала не торопясь умываться.
— Похороны, — говорил ты, когда я вернулась в столовую, — назначены на завтра, на половину двенадцатого дня. Мать будет похоронена в Лохе.
Вошла с чайником и чашками Джозефина, поставила посуду на белую скатерть и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.
— Какая жалость, что они не смогли приехать из Индии, — сказала моя мать. — Разумеется, они ужасно рвутся сюда. Ты же понимаешь, Вилли? Твои дед с бабушкой, если бы могли, непременно приехали бы.
Ты ответил, что понимаешь. Мать с аппетитом ела ветчину и салат. Ты нарезал фруктовый торт, медленно погружая нож в цукаты и изюм и так же медленно извлекая его наружу, разлил чай и предложил нам торт. На меня ты не взглянул ни разу.
— Пойду полежу часок, — объявила мать, выпив две чашки чаю. — А вам советую пойти погулять. Вы же любите. Подышите свежим воздухом — это полезно.
Но ты возразил, что, наверно, и я бы хотела отдохнуть с дороги. «Он расстроен, — подумала я, — а потому так резок».
— И все-таки я ругаю себя, — сказала мать. — Ругаю за то, что не настояла на своем. Но что, в сущности, можно было сделать? Казалось бы, родная, горячо любимая сестра — а сделать ничего нельзя.
Она в очередной раз приложила к глазам носовой платок с траурной каймой и удалилась.
— Я не хочу отдыхать, — сказала я.
Не говоря ни слова, мы спустились с горы, так же молча перешли мост и направились в город.
— Она покончила с собой, — сказал ты наконец. — Вскрыла себе вены. Бритвой.
Говоря это, ты даже не остановился. Мы шли мимо увешанных одеждой и заставленных фарфором витрин, мимо магазина Вулворт, мимо аптеки. Ветер гнал мусор по тротуару, над головой кричали чайки. «Будет гроза», — пробормотал ты таким же равнодушным голосом.
— Я этого не знала.
Две женщины с грязными детьми, подойдя вплотную, дергая меня за рукав и обещая помолиться за спасение души, стали клянчить денег. «Пошли прочь!» — закричал ты, грубо оттолкнув их от меня.
— Самоубийц нельзя хоронить по церковному обряду, — сказал ты, когда мы пошли дальше. — Мне пришлось упрашивать священника.
Мы миновали школу, в которую ты ходил. «Директор мисс А. М. Халлиуэлл» — значилось на черной табличке возле закрытой синей двери. И ниже:
В прошлый раз ты мне много рассказывал про мисс Халлиуэлл, говорил, что мы можем встретить ее на улице.
— Мы сами виноваты. Нельзя было тогда оставлять мать одну.
— Мне ужасно жалко тебя, Вилли.
— Если хочешь, давай зайдем в отель «Виктория» выпить по стаканчику. Это единственное место, куда ходила мать.