— У меня есть племянница. — Мужчина тер пальцем подбородок с небольшой щетиной, явно о чем-то раздумывая. — Ей тоже шестнадцать как раз. Может, познакомим их с твоим пасынком? Она красивая девочка, умная, но вечно сидит в четырех стенах. Глядишь, сойдутся, твой станет менее закрытым, и она расцветет от мальчишеского внимания.
— А что, отличная мысль!! — Вдруг встрепенулась Криста. — Только как?
— Ну, познакомь нас для начала. — Крис пожал плечами. — А потом мы придем с ней в гости. Сами на кухню уйдем, а их в комнате вдвоем оставим. У тебя же однокомнатная? Они там уже сами разберутся…
— Слушай, у меня другая идея!! — Ллейст вытаращила глаза, заулыбалась во все лицо и ударила кулаком о ладонь, словно ей на голову упало яблоко, а она теперь стала новым Ньютоном. — Давай вы придете, и представитесь нашими соседями! Типа как на новоселье? А?! Что скажешь??
— К чему такое вранье? — Мужчина склонил голову в бок и вздохнул. — Скажи честно. Ты думаешь, он ревновать, что ли, будет?
— Если честно да. — Криста тоже вздохнула. — Он… особо не общается со сверстниками. Он общается с книжками и с компьютером в интернет-кафе. И со спортивными снарядами… не понимаю, почему так.
— Ну, замкнутый парень. Интроверт. Радуйся, такие умниками вырастают. Инженерами всякими, программистами. У них математический склад ума, люди им не особо интересны.
— И я, в общем, его единственный друг. Так что, мне кажется, он правда будет ревновать.
— Ну тогда ладно. — Крис, через пару минут раздумий, кивнул. — Давай приду как сосед, и приведу племянницу. Глядишь, ему к концу вечера пофиг станет, есть у тебя мужик, нет у тебя мужика…
— Хорошо. — Девушка вновь раскрыла глаза. — Мне нравится такая идея.
Взросление
Этой ткани касалась её кожа. Ткань скользила по ней, местами, впивалась. Она терлась об её соски, пропитывалась редкими каплями холодного пота.
У него не было ничего, кроме ткани. Ничего, кроме грязных фантазий, которые она рождала, потому что он — пасынок. Подростка не целуют в губы. Не трутся об него, не обнимают в ночном коридоре, не позволяют ему кусать за шею. Он — пасынок, и пока что он должен это терпеть. Скрепя сердце, принимать тот факт, что сейчас он не интересен так, как бы ему этого хотелось. Оттого Нил просто однажды отстранился, и стал играть свою давно заученную странную роль. Еще слишком рано продолжать напоминать ей, что тут к чему. Рано заводить скандалы, вправлять ей мозги, это все равно ничего не даст. Юридически… он даже еще не совершеннолетний. Физически ему шестнадцать лет.
На сцене этой старой квартиры ему, с тяжелой усмешкой, приходится быть воспитанником, которым она могла бы гордиться. В глубине души парень надеялся, что если она будет гордиться, то сможет и полюбить. А если он будет ломать носы охамевшим одноклассникам, распускать руки, шантажировать и запугивать, то больше не будет «хорошим» мальчиком. Она не будет им гордиться. А, значит, может и не полюбить. За то будет истерично хвататься за голову, и кричать: «зачем ты его ударил! Зачем, ну зачем!».
Ткань — единственное, что у него было. Кусочек любимой женщины, который в воображении обрастал её плотью и кровью. Её хотелось схватить, дотронуться, но она тут же растворялась, как галлюцинация. Как шизофренический мираж.
А потом она возвращалась с работы. Усталая, измотанная. Улыбалась, хвалила его, и тут же сторонилась, словно Нил мог сделать что-то плохое, если она будет рядом с ним дольше, чем пару минут. Если он будет чувствовать её запах рядом с собой чуточку сильнее, чем обычно.
Он чувствовал, словно хотел поесть, а ему раз за разом отказывали в еде. «Это нельзя есть, потому что это — не правильно!».
Может, это правда неправильно?
Может, он в самом деле сошел с ума?
Потому что какой подросток в здравом уме будет смотреть на взрослую женщину, которая годиться ему в матери как на самый желанный на свете сексуальный объект? Как на самый лакомый десерт, мысли о котором вызывали нервный озноб и напряжение в паху практически до боли.
Иногда парень в самом деле думал, чтобы начать с собой бороться. Чтобы перестать на неё смотреть, перестать трогать её белье, встряхнуться и взять себя в руки. Может… правда переклинило. И с тем, что с ним происходило, нужно бороться, как с болезнью. Очень тяжелой, сладкой, но болезнью. Так никто не делает, в конце концов, Криста кое в чем была, все же, права. Она помогала ему с детства. Она была рядом, когда больше никого рядом не было. Она купила ему любимую приставку, одну, затем другую. Покупала книги, игры, одежду, поправляла ворот его рубашки и провожала в школу.