Вина, стыд и боль.
В какой-то момент голову все же накрыл тяжелый, могильный сон, который совсем не восстанавливал силы, но словно перематывал время. Заставлял пережить минуты, которые вообще не должны были случиться. Заставлял… немного перезагрузить осознание реальности. Сквозь сон Криста слышала какой-то шорох, но сил подняться больше не было.
И сердце вновь предательски сжалось, когда чужие руки поправили ей одеяло. Даже после всего. Даже сквозь сон.
Вампирше не так часто доводилось спать ночью. Когда она просыпалась, и видела за окном свет, то выпадала в осадок, оттого что нужно все равно сидеть дома и ждать ночи. Убийственная особенность её бессмертия — невозможность видеть солнечные лучи. Стоять под ними, прогуливаться по парку в солнечный день, это можно было прировнять к самоубийству. Ощущения от такой прогулки были бы сродни чудовищному ожогу от кипятка, и, скорее всего, пережить бы её не удалось.
Она медленно поднялась с кровати, затем сунула босые ноги в мягкие смешные тапочки с кошачьими мордами. Ллейст очень любила кошек, и не заводила их только потому, что не так уж и часто бывала дома, как и юный трудоголик Нил. Животное бы попросту заскучало, возможно, впало бы в депрессию от одиночества. А быть плохой хозяйкой, на ряду с незримым клеймом плохой опекунши не очень-то хотелось.
Криста неловко осмотрелась по сторонам, и тут же сдвинула брови.
Что-то поменялось. Правда, что конкретно, она не могла уловить, но что-то определенно поменялось. Плюс ко всему, парня не было, и этот странный факт заставлял рефлекторно сжать кулаки. Куда он делся в такую рань?
«Нил?» — неловко позвала Ллейст, вновь осматривая все вокруг, а отвечала ей лишь тишина холодных старых стен. Его правда не было. Куда-то делся.
Она прошла на кухню, хотя ноги опять становились мягкими от волнения. Перед глазами проносились жуткие воспоминания предыдущего дня, как немое кино, как плохое видео с низкой частотой кадров в замедленной съемке. От этих воспоминаний подкатывала нервная тошнота, руки начинали дрожать.
Пустая кухня. Задвинутые шторы, сквозь которые все равно пробивался дневной свет, которого девушка так избегала. На старом, как мир, столе с очередной уродливой скатертью лежал тетрадный лист с запиской, сделанной быстрым, но очень аккуратным почерком с сильным наклоном. Криста взяла записку, затем непонимающе поднесла её к лицу.
«Откроешь свою тумбочку, найдешь в ней план города. Красными крестами обозначены ветклиники, отходы из которых выносят каждый день, и оставляют во дворе до утра до приезда уборщиков. Синими — ветклиники, отходы из которых выносят каждую неделю, над крестом — день недели. На обороте действующие адреса фермермеров-людей, которые согласны сцеживать кровь без лишних вопросов за небольшую плату. Съезди к ним. Скажи, что от меня. Договорись, по каким дням тебе будет удобно её забирать.
Я перебрал тебе двигатель, отогнал твою машину в сервис, чтобы почистили салон. Там же, в столе возьмешь квитанцию об оплате и договор, по нему заберешь авто.
Завтрак в холодильнике.
А, и еще. Не ищи меня. Ты свою задачу выполнила. Ты помогла, вырастила, как и хотела. Спасибо, с тобой было хорошо. Я благодарен. Но смотреть, как ты обжимаешься с другими мужчинами я не буду, извини. Береги себя.
Прощай».
В глазах потемнело. Не помня себя, Криста выронила записку и помчалась назад в комнату, к шкафу. Резко дернула за деревянные дверцы и тут же раздался скрип старых петель.
Пусто. Полки, на которых сын хранил одежду, пустовали. Видя это, девушка отшатнулась, а руки задрожали. Следом она бросилась к креслу, достала из-под неё походную сумку, заглянув внутрь.
Деньги, которые она столько лет копила. Мечтала, что милый мальчик, самый близкий человек теперь станет тем, кем он захочет. Деньги, бесконечные пачки, перетянутые старыми резинками, уже слегка покрывшиеся пылью, так и лежали там. Тело затрясло в приступе нервного озноба, сами собой стали вытекать из глаз слезы и падать на пол. Бледной, мокрой от нервов рукой Ллейст схватила телефон, и стала набирать номер парня.
Абонент недоступен, конечно.
Страх передавливал горло. Столь сильно, что Криста не могла заставить себя сказать ни слова. Только хрипела, глядя на пол и тряслась. Шок застилал глаза, слез становилось все больше. В какой-то момент сила воли, что держала вампиршу на ногах, треснула. Она упала на колени, схватилась за голову и оскалилась в порыве разрыдаться. Ему восемнадцать лет. Он может уйти. Он волен делать, что хочет.