Грустно было от этих мыслей. При любом раскладе.
Двери разъехались на этаже с широким бежевым коридором, темным полом и панорамными окнами. Последний этаж, где сейчас наблюдался безумный малиновый закат. Малиновые облака на фоне фиолетового неба, которое, местами, пересекали синие и черные высоки. От частых стеклянных окон иногда отражался яркий закатный свет, а некоторые уже мерцали изнутри светом желтых ламп.
Удивительное зрелище. Практически до мурашек.
Криста стала искать глазами цифры своего номера на темных аскетичных дверях, пока на лбу выступал холодный пот. Бросало то в жар, то в холод. «Уши надеру» — дрожащим голосом бубнила она себе под нос, буквально, заставляя себя делать шаги к двери. Девушка приложила карту номера к замку, и тот тихо щелкнул. Бледной рукой Ллейст взялась за ручку и медленно вошла внутрь.
Те же панорамные окна. Широкое помещение с темным матовым паркетом и светло-бежевым, практически белым квадратным ковром без рисунка. Огромная двуспальная кровать с таким же белым постельным бельем и резным деревянным изголовьем, две прикроватные тумбы с изящными цилиндрическими светильниками на манер китайских, словно сделанные из рисовой бумаги.
Пространство, воздух. Аскетичные картины с абстрактными кроваво-красными рисунками, умело вписанные в интерьер. Несколько растений под потолок в крупных керамических горшках и огромный телевизор, едва не в половину высокой стены. Дверей в комнате не было, лишь небольшая арка практически у окна, которая вела в соседнее помещение.
Тишина. Пугающая, томная тишина, заставляющая все внутри сбиваться в ком. Криста не могла выдавить из себя ни слова, не могла даже заставить себя сделать шаг. Её пасынок… добился успеха. В очень, очень молодом возрасте. Гений? Делец? Может… все сразу?
Тело охватывал какой-то стыд за себя. Он добился так много, и так быстро, а ей не хватило двадцати лет, чтобы придумать что-то лучше, чем такси. Грустно и смешно, ведь за эти годы Ллейст совсем не поменялась. Ей нечего было показать пасныку, разве что магнитики из разных городов, которые она собирала в качестве сувениров. Так себе достижение.
Все еще тишина. «Он что, еще не пришел?» — вампирша нервно сглотнула. Тут же в соседней комнате раздался глухой шорох. Шаги.
Ночные огни
Все опустилось вниз. Руки задрожали, дышать становилось сложно. Жарко.
В арке появился очень высокий, явно спортивный, широкоплечий силуэт в черном костюме, и таком же черном галстуке. Брюки, кожаные ботинки. Бледные руки с аккуратными, квадратными, прочными ногтями. Как ни старалась, вампирша не могла заставить себя поднять зрачки и посмотреть ему в лицо. Ноги подкашивались, хотелось отступить на шаг назад. Сердце неадекватно стучало в груди.
— Ну привет, Криста. — Послышался едва знакомый низкий голос, в котором читалась улыбка. Краешком глаза она видела эту улыбку на гладко выбритом бледном лице с изящными выдающимися скулами и квадратным подбородком. — Я же просил меня не искать. Вот теперь не знаю, то ли злиться, то ли восхищаться.
Губы дрожали, темнело в глазах. Раньше она представляла, как кинется пасынку на шею, когда его увидит. Как стиснет его в объятиях, закричит, что он дурак, что так поступать нельзя. Это больно, жестоко. Но сейчас Ллейст не могла выдавить из себя ни слова, будто буквы в одночасье забылись. На лбу выступал пот. Не покидало странное, постыдное ощущение, что она пришла вовсе не к парню, котрого воспитала, а какому-то чужому незнакомому мужчине, или, еще хуже, просто ошиблась номером.
— Смотрю, ты… рада меня видеть. — Послышалась отчужденная ухмылка. — Я рассчитывал… немного на другую реакцию.
Снова стыд, тело словно стало железным. Вот-вот начало бы скрипеть, а с кожи посыпалась бы ржавчина.
— Нил. — Едва выдавила девушка, глядя в пол. Лицо становилось красным, потели руки. — Ты… так быстро уехал…
Отчего-то не получалось назвать его «пасынок».
— Я считал этот поступок самым правильным. — Вздох. Мужчина сложил руки на груди, затем оперся на стену. Он явно отчужденно смотрел в закатное небо, хотя вампирша так и не могла поднять на него глаза. — Не хотелось мучить… ни тебя, ни себя. Плюс ко всему, что может дать малолетний мальчик, который только возраст почувствовал. Тогда я думал — что-то может. А сейчас… думаю, ничего, наверное.
— Мне ничего не было нужно. — Голос дрожал.