— Да. — Также железно ответил мальчик, после чего поджал губы и одернул черную футболку. Она спрашивала это стабильно раз в час, не реже и не чаще.
Мама.
Иногда в воздухе ощущался запах куриного супа. Не то что бы Кайзер его любил или не любил, это просто куриный суп. Он терпеть не мог стручковую фасоль и жареный лук, но все остальное неприхотливо ел вне зависимости от своего настроения.
Обыкновенных игрушек мальчик не имел. Только умные книги, развивающие головоломки и пазлы. Даже что такое игрушки не знал, потому что в их части улицы не жило больше ни одного ребенка. Здесь были, в основном, домики, в которые люди приезжали отдохнуть на выходных, постоянно жить чуть дальше, чем за чертой города для многих было неудобно, так что компанию юному члену общества составляли лишь высокие деревья и птицы, носящиеся над головой.
— Никудышный ребенок. — Послышался тихий, очень тихий материнский голос, отчего Нил прислушался и напрягся. Он слышал даже тихий шепот в доме, почему — не знал, просто слышал, и все. Одно время считал, что все слышат все так же хорошо, но потом понял — не все. — Совершенно ни на что не способен. Пустой. Нужно было сделать аборт.
— Не смей так говорить. — Раздался тихий мужской голос. Отец. — Умный за то. Умный, ловкий.
— Что мне его ум? — Вздох. — Он ни на что не способен. Мало того, мальчик, должна была быть девочка. Так еще и… не обращается.
— Это было ожидаемо, он же твой сын. — Мужчина лязгнул зубами. — Не торопись, может еще обратится. Может… поздний.
— Ни черта он не поздний, просто никакой. Уже больше не сможет, все. Считай, человеческий отброс родился. Ты узнавал? Кларисса сможет принять его на воспитание? Давай попробуем родить еще ребенка. Может в следующий раз, наконец, повезет. Почему у меня не может родиться дочь? Когда уже будет дочь?? Почему снова мальчик?!
— Узнавал, она против этой затеи. И зачем отдавать? Он что, мешает тебе? Сидит себе, молчит, молчун…
“Раз мешаю, буду жить один” — Нил обиженно поджал губы и опустил голову. “Они мне не нужны. Мне никто не нужен”.
Мама была сухой. Редко обнималась, мало улыбалась, и часто хотела, чтобы “неудачный” сын куда-нибудь делся. Чтобы кузина взяла его к себе ненадолго пожить, чтобы его, наконец, приняла какая-нибудь школа-интернат, хотя самые ранние принимали детей от пять лет.
В какой-то момент среди шумной листвы показались странные сгорбленные силуэты. Мальчик прищурился и поднялся со ступеней, вглядываясь во тьму леса. Какое-то неприятное ощущение копилось внутри, нечто похожее на предчувствие. Предчувствие чего-то плохого. Он вновь поджал губы, взялся за ручку тяжелой металлической двери, и скрылся в доме.
С её хлопком родители резко замолчали. Запах куриного супа все усиливался. Ребенок нахмурился, и отчужденно уставился на идеально прямоугольный бежевый ковер без единого пятнышка.
Мама была своеобразной женщиной, однако, Нил считал, что она его любила. Возможно, так, как умела. Дарила странные подарки на праздники, кивала на успехи. Но он не знал, любил ли свою семью, и мог ли ответить ей взаимностью. Может, в каком-то роде, любил. Также отчужденно, как любили его. Нежеланного сына.
Из кухни раздавались удары ножа о разделочную доску, судя по всему, женщина что-то резала.
В какой-то момент в глазах помутнело. Чуть закружилась голова, шум деревьев за окном стал казаться невыносимо сильным. Настолько сильным, что хотелось заткнуть уши. Адски заболел лоб, который внезапно сделался таким горячим, что нельзя было дотронуться.
Мрак.
* * * настоящее время
Когда вновь открылась дверь темной квартиры, за окном уже горели бесчисленные звезды, спрятавшись на черном небосклоне.
Ему было плохо. Как всегда плохо. Как всегда раскалывалась голова, холодели руки, а шум вокруг казался нестерпимо острым, словно тишины на свете не существовало. Жар захватывал грудь, по венам будто скользила вовсе не кровь, а раскаленная, вязкая, черная смола.
— «Мамочка»? — Раздался тихий басистый голос в тишине темной квартиры. — Опять стала от меня прятаться? Ах… наверно ты решила сделать вид, что сбежала. Чтобы я пошел тебя искать, а ты сбежала на самом деле. — Голос сменил странный хруст. Мужчина сжимал в руках жестяную банку. — Как же так, «мама»? Я думал, пасынков с работы нужно встречать.
Молчание. Тьма сгущалась, но глаза к ней привыкали, и вокруг стали выступать очертания мебели. Он медленно осматривал недвижимые выступы, не встречая ни намека на силуэт человека.