«Нет, нет, Господи, смилуйся» — повторял про себя Конрад, но реальность становилась лишь чётче. Теперь он различал, как кожа несчастных покрывается страшными пузырями, чернеет и лопается. Как заходятся они в мучительном кашле, задыхаясь от дыма. Тереза Моран, Герман Утон, Селена Утимья, Анна Эрман, Грек Шульм. Хоровод имён прервался на знакомом личике. Неровно постриженные волосы, как и брови с ресницами, уже опалил огонь, но он еще был жив. Глаза распахнулись явив бездну.
— Внемли… — произнесло существо.
Мир вспыхнул беснующимся криком толпы, проповедью аббата и озабоченным перешептыванием братьев, сгрудившихся вокруг Комиссара.
— Комиссар Конрад? Комиссар, что с вами? — легонько тряс его за руку брат Адгельм. На молодом лице застыли волнение и озабоченность.
— Все хорошо… — тяжело дыша, едва вымолвил инквизитор, — уже все в порядке, обычное недомогание.
- Вы стонали… Звали на помощь Господа, мы все перепугались.
– Теперь все хорошо, Господь мне помог, и мне стало лучше. Но я хочу уйти, помогите мне брат Адгельм.
Игнорируя недовольство братьев, Конрад в сопровождении молодого священника и своего помощника покинул место казни, даже на миг страшась обернуться на пламя костров.
От Всенощной до заутрени Конрад провёл время в своей келье, на коленях у алтаря. Стараясь забыть страшное видение, он просил Бога о прощении, молил о том, чтобы Господь изложил свою волю, вмешался и прогнал тьму, если она присутствует в его жизни. Он уже не знал, где правда, а где ложь. Странные изменения претерпевала его душа, рождались пугающие мысли, приходили необъяснимые образы; от всего этого рушился его прежний мир, обнажая что-то, о чём он даже боялся помыслить. Поэтому от всей души просил он Господа, дабы вмешался он, расставив всё по своим местам.
После одинокой молитвы он вместе с братьями отслужил утреннюю мессу и только потом позволил отдать себя всего на решение административных дел. Выслушав отчёты должностных лиц, Конрад внёс несколько поправок в устав, отдал пару распоряжений касаемо продовольствия, вместе с кастеляном высчитал необходимые расходы. Сообщения о текущих делах его не порадовали, но понимая, что всему свое время, Комиссар принял несколько пометок на будущее, по возможности желая их осуществить, или сообщить о них новому аббату. По дисциплинарной части он назначил день для проведения собрания и с осознанием что выполнил часть обязанностей, пожелал присутствовать на допросе.
Только когда Конрад разместился за широким дубовым столом, он понял, что допустил страшную провинность. За суетой и волнениями им не были изучены дела подозреваемых. На миг Комиссара охватил стыд и паника, ведь никогда в его практике не случалось ничего подобного. Именно излишняя педантичность к деталям отличала его от многих других, отчего в глубине души, превозмогая мысли о грехе, Конрад гордился этим. (Теперь впервые оказавшись в подобной ситуации, инквизитор растерялся, словно юный послушник на своей первой мессе).
Первой ввели стройную молодую женщину. Ссутулившись и дрожа от холода и страха, девушка руками пыталась прикрыть свою наготу. Обрезанные ножом волосы предавали ей жалкий вид. Бегающий взгляд из-под густых сросшихся бровей молил о пощаде.
Жестом предложив брату Адгельму начинать, Комиссар взял перо и принялся придирчиво разглядывать его, тем самым стараясь не выдать охватившего его волнения. Девушка как белый лист, предстала перед ним, и единственное о чем он помышлял, было «Боже, до чего она юна!». Без предварительной подготовки и соответствующего настроя он вдруг осознал, что не может представить, в чём повинно это бедное создание.
Всего на одно мимолетное мгновение столкнувшись с ней глазами, он ощутил себя мерзким чудовищем, плотоядно ухмыляющимся в предвкушении добычи.
— Роксана Готэй! — звонкий голос брата Адгельма нарушил странную неловкость Комиссара, — Кузина Терезы Моран, проклятой ведьмы, не пожелавшей отказаться от своего хозяина, и за то преданная очищающему огню! В своих показаниях, сознавшись во множестве прегрешений, упомянула свою кузину, как причастную к черному колдовству! Вдвоём они творили мерзкие злодеяния, и, как подтвердила сама Тереза Моран, чарами довели до смерти Гоберто Вата, оставив его жену вдовой с тремя детьми.