— По прошествии шестого часа я хочу знать об этом деле всё. Пусть каждый, кто хоть одним глазом видел этого мальчишку, слышал его или присутствовал на пытках, даст мне подробный ответ, — тихий угрожающий голос инквизитора заставил монаха невольно вытянуться, — каждый…Это также касается самого аббата Одо, если у него нечего сказать о подозреваемом, пусть поведает мне все о диаконе Доминике, если уж самого его не найти.
— Да, комиссар, да, конечно, все исполнено будет, — монах в растерянности стал бить поклоны, — прикажете всех в ваши покои созвать?
— Я буду ждать здесь, пусть осознают что я сижу в грязной вонючей камере, ожидая, пока мне соблаговолят дать ответ.
— Да, комиссар, всё так и передам, вам что-то нужно?
— Что? – Конрад почувствовал себя так, словно стальной обруч сжал его грудь.
— Смиренно прощения прошу, комиссар, — монах попятился к двери, — вам для удобства что-нибудь необходимо?
— Брат Витольд, — сказал Конрад отчётливо, — не подводи меня к греху. Поторопись лучше.
Когда прошёл первый приступ гнева, инквизитор пожалел, что не прислушался к словам помощника, скамья или табурет пришлись бы к месту. Посмотрев на мальчишку, тот по-прежнему прятался в углу, он стал мерить камеру шагами. Руки сами сняли с пояса четки, с губ слетели первые слова молитвы и Конрад целиком отдался общению с богом.
— Ко-ммм-иии -сар! — страшный каркающий голос заставил его вздрогнуть. Ожидая увидеть первых посетителей, Конрад повернулся к двери, но там никого не было.
— Комиссар! Комиссар! Комиссар! — настойчивый голос вновь раздался за его спиной. Мальчишка, сидя на корточках, все еще сжимал в руках краюху хлеба. На распухшем лице угольками тлели пустые глаза.
Всегда находчивый, здесь Конрад не нашёлся с ответом. Было в этом что-то неестественное и мерзкое. Да и что можно сказать дурачку, который по всей видимости просто запомнил несколько фраз из разговора с монахом.
— Комиссар! Комиссар! Комиссар! – мальчик принялся раскачиваться в разные стороны, мотая головой и слегка подпрыгивая на окончании, — Комиссар! Комиссар!
Стараясь не глядеть в его сторону, инквизитор продолжил молитву, но следующий выкрик мальчишки буквально поверг его в ступор:
— Комиссар Конрад! Конрад! Конра-а-ад! — завопил он.
— Господи, — вымолвил комиссар, — прекрати! Именем Господа, смолкни!
— Конра-а-ад! Конра-а-ад! Кон-н-нр-р-ра-а-ад!
Пока Конрад лихорадочно отыскивал в памяти свидетельства того, когда умалишённый мог услышать его имя, тот вдруг прекратил вопить. Мальчишка медленно повернул к нему лицо. В доселе пустых глазах отразился настоящий омут, омут, затягивающий своей мудростью, разумом, превосходством.
— Конрад… Внемли мне… — глубоким грудным голосом сказало существо. Именно существо, потому что детская нескладная фигурка гордо выпрямилась и наполнилась незримой силой. Комиссар физически ощутил исходившую от заключенного мощь, ему казалось, она заполнила до краев вонючую камеру, грозя раздавить его бренное тело, а сам он в следующее мгновение сорвётся и побежит прочь с диким безумным воплем. Дубовая дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.