Инженеръ объяснялъ что-то, но Бѣлкинъ слышалъ тоько одинъ всхлипывающiй гулъ. Кружилось и тошнило отъ ѣдкости и звона.
− Пойдемте на воздухъ! − крикнулъ онъ инженеру и увидалъ бѣлые зубы и улыбающееся лицо.
Когда снова вышли на воздухъ, уже была ночь. Внизу все мѣшали, мѣшали. Въ полоскѣ свѣта изъ оконца конторы виднѣлась часть простянокъ и низенькiй крупъ лошади. Кто-то широкiй, переваливаясь, бѣжалъ изъ конторы.
− Что за лошадь? Возка кончилась?!
− Михѣй за ними прiѣхалъ-съ…
− А-а… Вотъ я разсказывалъ-то, жретъ глюкозу…
− Точно-съ. Намедни-съ въ споръ опять, простите сказать, на бутылку-съ…
− Ну?
− Не достигъ-съ… Простите сказать, передомъ пошло-съ… хи-хи-хи…
Бѣлкинъ забезпокоился, не поздно ли. Инженеръ позвонилъ въ кармашкѣ: четверть шестого.
…Протоколы писать!
Тревожное вдругъ забилось, забилось въ немъ.
− Черезъ часъ ѣхать… Надо кончить тамъ…
− Такъ что же, пожалуйста…
…Тѣ счета сейчасъ занести… А тѣ потомъ…
Спѣшилъ и прислушивался къ тяжелымъ шагамъ за собой. И опять вспомнилъ про Петрова.
…А тѣ пусть доставитъ… А онъ ихъ уничтожитъ. Ну, и чортъ съ нимъ, чортъ съ нимъ… Странно какъ-то… Прiятельскiя отношенiя…
Повернули, и теперь видны были, какъ золотые глаза, огни по косогору, глаза съ сiяньемъ. Тусклые глаза, недвижные, постные. Такъ свѣтятъ на пустыряхъ одинокiе фонари. Мутный свѣтъ. И вѣтеръ, который поднялся къ ночи, сѣялъ снѣжкомъ и игралъ мутными отсвѣтами.
− Лѣтомъ заглядывайте, покажу конскiй заводикъ. Не видали случки? Это я вамъ скажу… Тутъ помѣщикъ есть… у него жена…
Вернулись. Вошли въ кабинетъ. Бѣлкинъ взялъ отложенную пачку, придавленную чугунной рукой-прессомъ.
− Вотъ что… − сухо сказалъ онъ, не спуская взгляда съ чугунной руки. − Нехватаетъ главныхъ счетовъ…
− Разъ настаиваете, я…
Они встрѣтились взглядами.
− Прикажете бумаги?..
Рѣзкимъ движенiемъ инженеръ вскрылъ бюваръ.
− Постойте! − почти крикнулъ Бѣлкинъ. − Я тогда сразу… Пока оставлю у васъ…
И сунулъ отобранную пачку въ первую книгу.
− Хорошо-съ. А тѣ я оплачу…
Бѣлкинъ взглянулъ на инженера.
− Можно? Кто что теряетъ? − спрашивалъ инженеръ, улыбаясь холодными глазами. − Или нельзя?..
Оба смотрѣли съ проскальзывающими улыбками.
− Ну, что же… Разъ не попали мнѣ на глаза… Чортъ съ ними!
− Мишка у меня, болванъ… Знаете, я и эти всѣ оплачу!.. Недоглядка, конечно… А то берите, карайте… − совсѣмъ по-прiятельски говорилъ инженеръ.
Хотѣлъ что-то сказать Бѣлкинъ и сказалъ только:
− Хорошо-съ.
Точно сдунулъ.
− Только, пожалуйста, займитесь… Небрежно такъ все…
− Болванъ у меня конторщикъ, чортъ бы его побралъ! И потомъ вашъ законъ невозможенъ… Маленькая небрежность… Чортъ съ ними, надоѣло…
Инженеръ съ трескомъ захлопнулъ книгу.
− Идемъ чай пить. Да успѣете, успѣете…
Пили чай. Разливала Дара. Бѣлкинъ уже самъ налилъ себѣ коньяку, разспрашивалъ про стройку дома и все ждалъ, не заговоритъ ли инженеръ опять про Петрова. Старался навести, но тотъ весело болталъ о дѣлахъ, о патокѣ, которую − каковы! − подмѣшиваютъ даже въ конфеты, а дешевые сорта, для простонародья, поло-жи-тельно всѣ съ глюкозой.
− Заказы покажу − ахнете! А фирмы какiя! Товаръ такой − и въ краску и въ варенье… Ха-ха-ха! Что подѣлаешь! − такъ все переплелось. Увѣряю васъ, и въ конфекты! Га! Да вы сами, можетъ, ха-ха-ха… этой самой глюкозы переѣли не меньше Михея моего… Га!
Бѣлкинъ и самъ смѣялся. И Дара улыбалась изъ-за самовара влажными глазами.
…Лѣтомъ заверну… Да тотъ ли это Петровъ?
И, когда одѣвался въ пердней, и Дара съ смѣющейся губкой держала тяжелую шубу на бараньемъ мѣху, замѣшкался съ ботинками и, нагнувшись, между прочимъ, спросилъ:
− Частенько въ Питеръ закатываете?
Закатываете − вышло особенно игриво.
− Вотъ терпѣть не могу! Дохлый городишко…
− Гм… ботики у меня узковаты… У васъ тамъ, говорили, родственники кто-то…
− Много есть. Только ничего бщаго, давно порвалъ… Бѣлкинъ, наконецъ, попалъ въ шубу и вышелъ на воздухъ. Спохватился − забылъ портфель. Хотѣлъ звониться, но какъ-разъ отворилась дверь, рука протянула портфель, и голосъ Дары сказалъ:
− Сумочку забыли…
Щелкнулъ крюкъ, и Бѣлкинъ почувствовалъ, что его точно вытолкнули.
Стоялъ въ темнотѣ передъ темной стѣной сосновой рощицы.
− А… − сказалъ онъ въ пустоту, какъ выдохнулъ. Постоялъ, посмотрѣлъ въ окна. Въ двухъ изъ шести на его глазахъ погасъ свѣтъ.
Пошелъ знакомой тропкой, по которой, казалось, ходилъ давно. Вошелъ въ рощицу, постоялъ. Изъ-за тонкихъ стволиковъ еще маячили свѣтлыя пятна оконъ.
− А!?.
Съ воющимъ звономъ пробѣгалъ по вершинкамъ рощицы вѣтеръ. И, когда Бѣлкинъ вышелъ на открытое мѣсто, въ лицо бросило острымъ мелкимъ снѣжкомъ, холодной пылью. Налетѣло съ другой стороны, сорвало фуражку и погнало. Онъ кинулся и наступилъ ногой. Опять осыпало, кинуло за воротъ и захватило духъ. Онъ закрылся портфелемъ. Застучало крупой по тугой кожѣ. Такъ, прикрываясь, пошелъ онъ на мутный свѣтъ у завода.
За сараемъ было тише. У баковъ уже не мѣшали. Подъ освѣщеннымъ окномъ конторы стояла толпа. Черное маленькое прыгало и юлило, похлопывая въ лапки. Лошаденку осадили назадъ, и на освѣщенномъ окнѣ чернѣла ея понурая голова съ развѣвающейся чолкой, и казалось, что какой-то игривый звѣрекъ бѣгаетъ и юлитъ по ней.
− Извозчикъ!
Въ свѣтѣ окна вытянулась черная лапа и застучала въ стекло.
− Михее-ей!
Изъ двери вышла закутанная фигура, и знакомый голосъ крикнулъ:
− Завтра у меня приди! Акулька Пѣнкина завтра замѣсто ее! Я те покажу собаку!
− Я тебѣ что сказала? − плакался бабiй голосъ. − Что я тебѣ сказала? Къ ребенку бѣгала, такъ ты пятакъ усчиталъ…
− Я те покажу собаку!
− Извозчикъ! Позовите извозчика!
− Сей минутъ-съ… Михея послать! Ѣхать-то неспособно будетъ-съ…
Малый вертѣлся съ папироской, сѣя по вѣтру искры.
− Прошу позвать извозчика!
− А вотъ я… погрѣлся малость…
Въ вздувшемся на вѣтру азямѣ, какъ на парусахъ, бѣжалъ отъ конторы Михей. Зачмокалъ и задергалъ подъ головой лошаденки, точно будилъ ее.
Она откачнулась, съ усилiемъ отлѣпила отъ снѣга негнущiяся ноги и подалась.
− Дерюжку бы какую наслалъ, чумага!
Малый суетливо тыкалъ въ сѣно подъ Бѣлкина кулаками, укутывая ноги.
− Сани-то не обтеръ, чумага…
− Чичасъ, чичасъ… Нно-о!
Лошаденка не двигалась. Малый выхватилъ кнутъ съ передка и ударилъ ее по мордѣ. Свистнуло.
− Да ты…
Рванулась, и не кончилъ Михей. Побѣжалъ на вожжахъ, подгоняемый смѣхомъ сзади, прыгнулъ на ходу, перевалился, болтая огромными валенками, но сейчасъ же обернулся назадъ и вытянулъ надъ головой Бѣлкина кулакъ.
− Твоя лошадь, сво-лочь!?
Сразу смолкъ, какъ испугался, спрыгнулъ и побѣжалъ рядомъ, въ горку, почмокивая и икая.
Подъ горой было тихо. Кто-то черный брелъ по дорогѣ, кричалъ что-то въ сыпавшiйся снѣгъ, а за нимъ, попрыгивая, чернымъ комочкомъ катилось маленькое. Совсѣмъ рядомъ, сбоку, смотрѣли свѣтлые глаза избъ, и сами онѣ стояли черныя и нѣмыя подъ нахохлившимися крышами. И сыпало, сыпало косой, черной на свѣту полосой − снѣгомъ.
Качнуло. Это Михей опять прыгнулъ въ сани. Рвануло вѣтромъ сбоку, и Бѣлкинъ спрятался въ воротникъ.
− И-эхъ, ми-ла-ай!