— Это ружье само совершенство, командор. Кто бы мог подумать, что стрелять через обычную трубку можно намного точнее, чем через мушку с целиком. Вы правы — если установить специальную подзорную трубу, то попадать во врага можно будет даже с тысячи ярдов, а с пятисот уже расстреливать как дичь. Я ведь подсчитал число попаданий в мишень, у меня вдвое больше чем у других, что намного чаще промахивались.
Подошедший Лопес прямо-таки лучился счастьем, как капризный ребенок, дорвавшийся до любимых игрушек. Стрелял он действительно хорошо, и что немаловажно — всегда сам чистил винтовку, подавая пример.
— У вас твердая рука, генерал, и зоркий глаз, вы ведь сами себя по таблице проверили, — спокойно произнес Алехандро, искоса поглядывая на двух подошедших полковников, что пользовались наибольшим доверие президента. Висенте Барриос являлся зятем Лопеса, женившись восемь лет тому назад на его младшей сестре. Именно он с сильным отрядом должен был атаковать бразильский штат Мату-Гросу по первоначальному плану, но президент сейчас внес в него свои коррективы. Франциско Рескин командовал многочисленной парагвайской кавалерией, на которую возлагались большие надежды — великолепных всадников-гуарани Парагвай мог выставить вдвое больше, чем все противники «Тройственного альянса» вместе взятые…
Парагвайская пехота четыре долгих года отчаянно сражалась с гораздо более многочисленными интервентами, к тому же вооруженными нарезными ружьями. Именно высокий моральный дух позволял им перенести чудовищные потери, хотя обеспечение и снаряжение не отвечало условиям войны — почти отсутствовало собственное производство, к тому же союзники установили блокаду…
Глава 11
— Президент Митре не только не окажет помощь уругвайским «бланкос», наоборот, он сговорился с императором Педру о признании этой страны за Бразилией. И хуже — есть предположение, и весьма обоснованное, что они вступили в тайный сговор о разделе нашей страны на две части, при этом большая часть территории Парагвая отойдет именно Аргентине, Бразилия получит северные спорные территории, и собственно Уругвай. И это очевидно уже сейчас — наши уругвайские сторонники терпят поражение, оказать помощь мы им не в состоянии. Для нашей флотилии закрыли путь вниз по Паране, в Ла-Плате сразу две бразильские эскадры, каждая из которых по отдельности сильнее наших речных сил. А потому, сеньоры, нам надлежит как можно быстрее определиться с ситуацией, и определить, где мы быстрее всего можем нанести нашему северному соседу ущерб.
Лопес говорил негромко на гуарани — все присутствующие прекрасно говорили на этом языке, так как были коренными парагвайцами. Иностранцев не было — не то, чтобы им не доверяли, но к управлению страной и ее вооруженными силами просто не допускали. Впрочем, «кондотьеры» не имели достаточно серьезных воинских званий — «команданте» или майоры в армии, а на флотилии на аналогичной «ступеньке» был всего один капитан де корвета, и тот англичанин, к тому же командовавший до последнего времени единственным военным корветом, но сейчас опасно заболевший — личинки мух буквально изъели тело несчастного моряка. Но вроде пошел на поправку, хотя до полного выздоровления еще далеко.
За большим столом сидели семеро офицеров — пятеро в армейских, двое во флотских мундирах. Председательствовал единственный генерал, являвшийся главнокомандующим президент Лопес. Дело в том, что армия Парагвая до войны была маленькой — восемь не укомплектованных батальонов, пять кавалерийских и два артиллерийских полка — каждая часть примерно по пятьсот человек. Объявленная в конце сентября мобилизации носила «взрывной» характер — число батальонов возросло до четырнадцати, и все они были укомплектованы по полному штату в восемьсот босоногих солдат при двух десятках офицеров. С последними была «напряженка» — Лопесы, что отец, что сын, прекрасно знали, на что способны «служивые» в странах Нового Света. Именно офицерство постоянно устраивало пронунсиаменто и мятежи, если они были неудачными, или революции, которые заканчивались успешно. И частенько какой-нибудь бравый полковник усаживался в президентское кресло, производя себя любимого в генеральский чин, а его предшественник или отправлялся в изгнание, но куда чаще заканчивал жизнь «самоубийством», приколотый штыком или вульгарно застреленный из ружья, а то и зарубленный мачете. И эти нравы даже в будущем нисколько не изменились — поощряемый «великими державами» правящий класс олигархов делал все возможное, чтобы удерживать власть в своих руках, прикрывшись «фиговым листом» так называемой «демократии».