Правительство направило в Элизабетвиль двух членов парламента на переговоры с Моизом Чомбе: они были встречены в аэропорту и отправлены в тюрьму.
16 июля Лумумба выступил по радио с обращением к народу.
-— Своим поведением, — говорил он, — Бельгия объявила нам войну. Будьте спокойны и хладнокровны. Если завтра смерть станет неизбежной, я умру за родину.
В Леопольдвиль прилетел специальный представитель генерального секретаря ООН Ральф Банч. Конголезцев он норовил расположить к себе бесконечными напоминаниями о том, что он мулат, что в его жилах добрая половина крови — африканская.
Лумумба готовился к отлету в Нью-Йорк. Перед этим он зашел к президенту республики: в кабинете Касавубу сидел Жюстэн Бомбоко.
— Очень удобный случай, — начал Лумумба, — поговорить о самовольных действиях министра иностранных дел. Я, как глава правительства, услышал по радио о том, что вы, господин Бомбоко, обратились к Бельгии с просьбой о военной помощи. Мы вернемся к этому вопросу и обсудим ваше странное поведение на заседании кабинета министров.
— Я уже сделал выговор за это нашему уважаемому министру. Его объяснение совершенно обезоружило меня...
— Я готов еще раз повторить, — вступил в разговор Бомбоко, — что мой поступок продиктован неопытностью. Поверьте, товарищ премьер-министр, моему искреннему признанию и столь же искреннему раскаянию.
Касавубу улыбался. Лумумба впервые услышал от Бомбоко обращение «товарищ».
— Итак, к делу, — снова начал Касавубу. — Ваше присутствие в Нью-Йорке совершенно необходимо, дорогой Патрис. Все мои полномочия — с вами. Надо проучить бельгийцев и вышвырнуть их из Конго! Тут двух мнений быть не может. А с Катангой мы управимся сами. Чомбе намерен посадить нас на голодный паек. Не выйдет! Нам тоже нужны деньги. Отдать Катангу — значит лишиться государственной кассы. Мы займемся внутренними проблемами...
На гребне волн
Касавубу испытывал удовлетворение от сознания, что Лумумба уедет и президент останется один. Бешеный темп конголезских событий ставил в тупик медлительного Касавубу. Волей-неволей ему приходилось уходить на задний план, предоставляя Лумумбе широкую возможность деятельности. Премьер-министр успевал бывать всюду: в парламенте и министерствах, в университете и на спортивных состязаниях, выступать на пресс-конференциях и писать статьи для газет, принимать иностранных дипломатов и посланцев международной организации. Популярность Лумумбы была необычайно велика, престиж его все рос и рос, а звезда Касавубу меркла. Инициатива во всех государственных начинаниях принадлежала премьер-министру. Его живой, незаурядный ум, его выдающиеся ораторские способности, блестящая политическая интуиция, всегда выводившая его из лабиринта, сооруженного и бельгийцами и конголезцами, его простота и откровенность, редкая способность доносить до народа самые сложные понятия в доступном виде, его бескорыстие и самоотверженность на посту главы правительства, наконец, личное обаяние — все эти качества ставили Лумумбу неизмеримо выше других политических лидеров Конго. Равных ему не было.
До президента республики доходили слухи о том, что Лумумба один управляет страной, и в таком утверждении заключалась значительная доля истины. Слова «летим вместе» Касавубу истолковывал теперь по-другому: «Лечу за Лумумбой». Абаковцы открыто выступали за ограничения полномочий премьер-министра, за сосредоточение всей реальной власти в руках президента. Свою зависть Касавубу прикрыл «интересами партии», которая тоже теряла былые позиции, уступая во всем Национальному движению Конго.
Пусть едет Лумумба за границу. Касавубу остается в Конго и будет решать конголезский вопрос по-своему.
Перед самым отлетом в Соединенные Штаты Патрис Лумумба, будучи занятым, все же выбрал время и дал ответ корреспонденту «Франс-суар» на его вопрос: «Некоторые из ваших политических противников обвиняют вас в коммунизме. Что вы скажете об этом?»
Лумумба ответил: «Это пропагандистский лозунг, брошенный по моему адресу. Я не коммунист... Колонизаторы по всей стране вели кампанию против меня лишь потому, что я революционер, что я выступаю за ликвидацию колониального режима, не считавшегося с нашим человеческим достоинством. Они считали меня коммунистом потому, что я не позволил подкупить себя».
Он и не приверженец насильственных действий, каким его стремятся теперь изобразить. Это ему, Лумумбе, принадлежат слова: «Проблемы существуют и будут существовать до тех пор, пока существует мир. Решение этих проблем часто обусловливается многими факторами, о которых мы не знаем. Не будем же всякий раз делать поспешные выводы, что виновны в этом государственные органы или те, кто находится у власти».