– А тебе-то откуда об этом известно?
Я едва заметно улыбаюсь. Надо же – у Драко хватило смелости рассказать ему. Я не найду в себе ни мужества, ни жестокости признаться друзьям в том, что меня убивают боги. Вместо ответа поворачиваю голову, сдёргиваю с шеи нелепый цветастый шарф. Ранка на несколько пальцев ниже уха – диаметром в два мизинца. Снейп говорит, ей осталось совсем немного. Дня два, может, три.
– Поттер… – Забини сжимает мои запястья, подаётся ближе, чуть ли не вжимаясь носом в мою щёку, от него пахнет дорогим парфюмом и усталостью. Совсем не полынью. Не приготовленными собственноручно лекарствами, не терпеливой усталой лаской. Не Снейпом. Глаза у него встревоженные и воспалённые – не спал ночь или две. – Ты же понимаешь, что…
– Понимаю, – я обрываю его резко, затягиваю шарф потуже, вскидываю подбородок. – Но я хотел поговорить не об этом. Драко… во время этого… – прикасаюсь ладонью к шее, морщусь, как от удара. Слова выходят неловкими, неправильными. – С ним что-то происходило? Я имею в виду его состояние, характер…
Забини продолжает сжимать мои запястья. Закрывает глаза. Я вижу, как ходят желваки под тёмной кожей, как лёгкая дрожь отчаяния от потери прорывает его броню. Прости, Блейз. Прости. Я не хотел напоминать тебе, но мне нужно знать – если мне суждено стать вместилищем для богов…
– Он стал очень нервным, – тщательно подбирая слова, говорит Забини. – Дёрганым, будто… будто постоянно что-то видел или слышал. Он как-то сказал, что не может спать из-за голосов. Я на тот момент ещё ничего не знал и… – он трёт затылок, в его глазах – злость на самого себя. – Мы тогда крупно поссорились. Я решил, что он с ума сошёл. Боже, Поттер, я правда так решил и правда так сказал ему!.. Должно быть, это его очень задело. Он не разговаривал со мной неделю. А потом пришёл и…
Он обрывается резко, со свистом втягивает в себя воздух. Почти вжимается своим лицом в моё. Как-то жалобно, сдавленно выдыхает:
– Это такая глупая ирония. То, что ты тоже… Он же ненавидел тебя, Поттер. Ненавидел.
– Я знаю, – закрываю глаза. Я не говорю: «Я тоже». Я будто перегорел, во мне не осталось ни ярости, ни ненависти – да и за что мёртвому такой привкус там, в другом мире?
– Я понятия не имею, что происходит и почему это случилось с ним, с тобой, – говорит Забини, склоняясь совсем близко ко мне, – но только попробуй отбросить коньки, Поттер. Я вытащу тебя с того света и набью тебе рожу.
Я смеюсь – хрипло и нервно, захлёбываясь рваными выдохами. Забини стоит прямо передо мной, вжимая меня в стену, хватается за мои пальцы, как утопающий за спасательный круг, смотрит, смотрит, будто может во мне найти что-то от Драко.
– Надо же, – холодно произносит кто-то позади, и мы синхронно поднимаем головы. Я сталкиваюсь взглядом с ледяными глазами Северуса Снейпа. – Я полагал, что уж вам-то, мистер Забини, знакомы правила поведения, и вы не опуститесь до обжиманий в коридоре.
Я вдруг со всей отчётливостью понимаю, что он решил, будто мы с Блейзом здесь целовались. Наша поза, близость лиц, мои растрёпанные волосы, моя дрожь, которая была вызвана смехом, но откуда об этом знать Снейпу…
– Нет, послушайте! – я делаю шаг к нему, но Снейп – раздражение до кончиков ногтей – отступает. Запахивается в плащ. В его голосе прячется сталь, когда он хмыкает:
– Меня не интересуют ваши оправдания, как и ваши любовные перипетии, Поттер. Моё занятие начнётся через… – он смотрит на часы, – семь минут. Извольте присутствовать. В надлежащем виде.
Он уходит – с подчёркнуто ровной спиной. Даже от его удаляющегося силуэта веет морозом.
– Поттер, – тихо произносит Забини мне в самое ухо, – ущипни меня, но, по-моему, Снейп ревнует.
Я с удовольствием оставляю алый след от щипка на его руке. Странное чувство – смесь злости, негодования и иррациональной вины – ворочается в моём горле. Я уже не помню, как прощаюсь с Забини, как дохожу до аудитории… плюхаюсь рядом с Роном, благодарно сгребая в охапку рюкзак, мычу что-то невнятное на вопрос о разговоре с Забини… через две минуты в кабинет чёрной тенью влетает Снейп. Замирает, порывистый, резкий, у кафедры, оглядывает наши ряды. Пришли все, даже те, кто болен. Усмехается.
– Рад видеть, что все из вас соизволили прийти на мою пару, – произносит он, и я склоняюсь над тетрадью, чувствуя, как колет макушку иголками его мрачный взгляд. Рон рядом едва заметно шевелится, склоняется ко мне, шепчет:
– Он сегодня злой, как чёрт. Не знаешь, что случилось? Ты же с ним занимаешься.
– Понятия не имею, – хрипло отвечаю я, едва не ломая карандаш.
Сегодня утром мы со Снейпом – я всё-таки нашёл в себе силы вернуться к нему, и теперь мне спится спокойнее – вместе готовили завтрак, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, и это было почти по-семейному уютно, а сейчас он – гром и молнии, взрыв, извержение вулкана – меряет нервными шагами кафедру и диктует список заданий на эту контрольную. Как не вовремя я умудрился вывести его из себя!.. Вопросы такие, что даже умница Гермиона на секунду бледнеет – что уж говорить о нас с Роном?
– Приступайте, – бросает нам Снейп, отдиктовав последний вопрос, и усаживается на место. Я не пишу: застываю, с болезненной, пугающей меня нежностью наблюдая за тем, как судорожно ходит вверх-вниз его кадык, как стискивают край стола тонкие длинные пальцы…
– Поттер! – рявкает он, и я едва не подскакиваю на месте. Крылья его знаменитого носа бешено раздуваются. – Хотите отдохнуть – выйдите из кабинета и отдыхайте!
Я закусываю губу, борясь с обидой и злостью, и склоняюсь над листком, принимаясь строчить ответы. Хорошо, если отвечаю правильно на треть: одни формулировки чего стоят… Снейп отрывается, Снейп мстит – мне не понять, за что. Но я знаю, что могу противопоставить его мести.
И сердце от этой мысли колотится торопливо и больно, как будто понукает: ну же, Поттер, ты же хочешь, ты же хочешь, как бы ни отрицал!
Когда все выходят из кабинета, сдав работы, я остаюсь. Рон уже даже не ждёт меня – машет рукой и увлекает встревоженную Гермиону за собой. Я делаю шаг к сгорбившемуся Снейпу. Он сидит за столом, подперев голову ладонью, без интереса разбирает наши контрольные, изредка его губы презрительно морщатся. Он не замечает меня – или, по крайней мере, делает вид. Меж его бровями – складка головной боли. Я осторожно, зная, что делаю глупость, опускаю ладонь на его плечо и тихо произношу:
– Профессор Снейп.
– Чёрт бы вас побрал, Поттер, – он вздыхает устало, но без злости. Значит, остыл. Его плечо под моей ладонью каменеет, но Снейп не делает ни одной попытки вырваться, только напрягается, как хищник перед броском. И всё ещё не смотрит на меня. Видимо, поняв, что я не тороплюсь уйти, прикрывает глаза. – Послушайте, у меня много работы. Мне нужно проверить бездарные контрольные вашего курса. Ступайте. Мы поговорим вечером.
– Сейчас, – неожиданно смело и резко говорю я ему. Снейп морщится: то ли его так раздражают мои слова, то ли мигрень не даёт ему покоя. Во мне откуда-то берётся смелость; я опускаю пальцы на его виски, коротко и чуть скованно массируя, – меня этому как-то научил профессор Люпин. Снейп не двигается. Только выдыхает:
– Что вы творите, Поттер?
Но не обливает меня ядом и презрением. Значит, можно. Значит, мне невесть почему разрешили. Я зарываюсь пальцами в его тяжёлые волосы, перебираю пряди, норовящие упасть на лицо, заправляю за уши… касаюсь подушечками укромных местечек – вот здесь и здесь, где кожа особенно тонка, так тонка, что можно различить синеватые прожилки. Он чудовищно бледен, будто никогда не выходит на солнце. А волосы у него – волосы, волосы, вечный предмет наших шуток, за которые теперь стыдно – совсем не сальные. Просто густые, плохо расчёсанные… я разбиваю их на тончайшие прядки, прочёсываю ладонями. И зачем-то говорю:
– Мы с Блейзом не целовались.
Даже отсюда, стоя за его спиной, вижу, как яростно начинает пульсировать жилка на его виске, и расслабившийся было Снейп рявкает: