Так же улыбается Гермионе Рон.
Я бы хотел увидеть такую улыбку. Но – прикасаюсь к ноющей шее, отдёргиваю ладонь, полный омерзения и страха, хотя плотный шарик под кожей едва ощутим – вынуждать кого-то видеть такое… Нет. Нет. Кто захотел бы? Кто сумел бы сохранить после этого хоть крупицу тёплых чувств?
Невольно думаю о Снейпе и давлюсь горьким смехом. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что я хочу его? Представляю, как искривились бы в гримасе отвращения его губы, как он протянул бы насмешливо и холодно: «Полагаю, это ваша проблема, Поттер». Как скрестил бы на груди руки – изящные руки, которые должны были принадлежать музыканту; с узкими ладонями, тонкими пальцами… низ живота обжигает. Чёрт! Судорожно свожу колени, склоняясь над партой так низко, что почти ложусь щекой на стол, заставляю себя дышать размеренно. Господи, это безумие! Мне как будто снова пятнадцать – в таком возрасте возбуждает всё, что может быть хотя бы интуитивно связано с сексом.
Секс. Какое неприятное слово.
– Ты так и не сказал, чем собираешься заняться сегодня вечером, – Рон устаёт от моего молчания и тычет меня в бок, заставляя прийти в себя. – Завтра всего одна пара, ты просто не имеешь права опять просидеть весь день дома.
– А знаешь… – решение приходит мгновенно и обжигает своей простотой. И правда, почему я должен терять целый день? У меня их, может, осталось совсем немного. Я сжимаю зубы и выдавливаю из себя улыбку. – Пожалуй, схожу в клуб. Подцеплю кого-нибудь.
Рон, уставший твердить мне, что я скоро свихнусь от одиночества, – если бы он только знал, насколько я не одинок в самом ужасном из смыслов, – секунду переваривает мой ответ, а потом довольно кивает. Я ловлю обеспокоенный взгляд Гермионы, пожимаю плечами в ответ на её немой вопрос. «Нет, ничего не произошло. Мы не поссорились». Будто можно поссориться с тем, с кем тебя связывает только обещание не позволить тебе откинуть коньки.
Не знаю, как я досиживаю остаток лекции: мысль, до этого не приходившая мне в голову, теперь щекочет сознание. Я просто приду в клуб и найду себе кого-то – почему нет? Может быть, даже парня. Чтобы точно узнать, привлекают ли меня они. По крайней мере, я перестану так болезненно, так мучительно хотеть того, кому это не нужно. Нетерпение и что-то ещё, сладковатое, острое, дразнят меня на протяжении оставшихся пятнадцати минут занятия. Я вылетаю из аудитории в числе первых, едва успев наскоро обнять Гермиону и пожать руку Рону, несусь к раздевалке; едва попадаю от волнения руками в рукава пальто, сжимаю сумку.
А уже у выхода зачем-то кидаю взгляд в сторону холла – и сталкиваюсь глазами с Северусом Снейпом. Он щурится внимательно и подозрительно, весь подбираясь, будто спрашивает у меня безмолвно: «Что за спешка, Поттер? Пожар?»
Я отвечаю ему неловкой фальшивой улыбкой и отворачиваюсь быстрее, чем моя совесть – и почему бы ей не заткнуться? – начинает скрестись под рёбрами брошенным псом. Странное чувство: словно я обманываю его. Словно поход в клуб – нечто слишком постыдное для того, чтобы сказать об этом Снейпу.
Меня отпускает уже в метро: в окружении десятков людей, так не похожих на Снейпа, о нём не думать легче. Ещё легче – перешагивая порог клуба.
Несмотря на то, что вечер только начался, здесь уже хватает посетителей: фигуристые официантки снуют тут и там, торопясь донести коктейли до удалённых от танцевальной площадки диванчиков, кто-то сидит у барной стойки, кто-то вовсю зажигает с партнёром – и не разобрать, сколько они знакомы, год или пару минут. Я на секунду застываю, внезапно остро почувствовав собственное несоответствие этому месту, но думать об этом себе запрещаю. Не хочу! Сдёргиваю с шеи шарф с такой силой, что от мягкого вязаного бока на коже остаётся едва заметная розовая полоса, падаю на диванчик. И выдыхаю в ответ на вопросительную улыбку подоспевшей официантки:
– Что-нибудь покрепче.
Она – высокая блондинка в блузке с глубоким декольте – кивает и уходит, громко цокая шпильками. Я украдкой оглядываюсь. Здесь царит полумрак, неоновые блики света изредка выкрашивают в фиолетовый, синий и красный лица собравшихся здесь людей: довольных собой и своими партнёрами, весёлых, чуточку пьяных. Беззаботных. Минутная зависть неожиданно сильно обжигает диафрагму.
Официантка ставит на низкий столик передо мной бокал с чем-то ядовито-голубым. Мне хочется сказать ей, что я не девочка-первокурсница, впервые попробовавшая алкоголь, чтобы яркого коктейля оказалось достаточно, но официантка улыбается, подмигивает многообещающе. Голос у неё – это она говорит мне, что знает наверняка, кому из посетителей какой напиток подойдёт – глубокий и хриплый. Прокуренный.
Я по достоинству оцениваю злую иронию собственных душевных метаний и вызывающего цвета коктейля… а потом шлю всё к чёрту и одним большим глотком ополовиниваю бокал.
Не разобрать, что здесь понамешано, отчётливо чувствуется только лёгкая горечь. Будто бы полынная… чертыхаюсь про себя, жмурюсь, зло кусаю губы. Я не буду думать о нём. Я не буду! Не сейчас, не там, куда я пришёл, стараясь доказать себе, что у меня всего-навсего давно не было секса. В конце концов, кто в здравом уме захочет Северуса Снейпа?
От глухого удовлетворения, которое приносит эта злая мысль, мне становится стыдно и неприятно, приходится запить гадкое послевкусие остатками коктейля, сжевать кислую лимонную дольку. Отпускает. Ненадолго. В голову не бьёт, но в животе становится тепло. И приходит долгожданная, полузабытая лёгкость: точно я могу сделать всё, чего бы ни захотел.
– Привет, – ко мне бесцеремонно подсаживается юноша. Немногим старше меня, если не ровесник, высокий, коротко стриженый, с колючим даже на вид ёжиком волос на затылке. Глаза – карие, тёмные, тёплые. Внимательные. – Скучаешь?
Я разглядываю его с неприкрытым интересом: хорошо сложенного, довольно крепкого, хотя и стройного, одетого в футболку и обтягивающие бёдра джинсы. И отвечаю хрипло:
– Наверное.
– Значит, я – именно то, что тебе нужно, – незнакомец улыбается. Улыбка у него обворожительная, белозубая, идеальная. Такие называют голливудскими. Он жмётся ближе, бедром к бедру, бесцеремонно забирается ладонью на моё колено, сверкает глазами. – Неправильно позволять такому красавчику сидеть в одиночестве.
Что-то в его интонациях, не манерных, но отчётливо отдающих сладкой штампованностью, меня настораживает. И я тут же одёргиваю себя. Боже, Гарри! Ты становишься параноиком! У тебя есть возможность расслабиться и отдохнуть, не принимая на себя лишних обязательств, – так используй её, а не ищи подвох повсюду!
– С чего ты вообще решил, что я по мальчикам? – с интересом спрашиваю я, невольно прикусывая губу. Мой случайный знакомый, чьего имени я даже не знаю, скалится, как довольный кот, устраивает руку на спинке диванчика, почти приобнимая меня, шепчет в самое ухо, обжигая холодным мятным дыханием скулу:
– Такое видно сразу. С первого взгляда понял. Но если ты против…
Он, почти по-женски грациозный, даже слегка приподнимается, будто демонстрируя, что может уйти. Я ловлю его за запястье, выдавливаю из себя, чувствуя, как начинают гореть уши:
– Не против, я просто… я никогда с мужчиной…
Он улыбается – обаятельный чёрт с тёмными глазами. И склоняется ко мне, оставляя влажный след поцелуя на подбородке.
– Не переживай. Я тебя всему научу.
Мы добираемся до его дома на такси, и долгая дорога оказывается такой короткой, если разбавлять её поцелуями; его губы, требовательные, жадные, слишком мягкие по сравнению с теми, другими, о которых я не хочу, не могу думать, повсюду, соскальзывают с подбородка на ключицы и возвращаются, дразнят… простая механика – я завожусь моментально, стоит его ладони с аккуратно подпиленными ногтями лечь мне на пах и легонько сжать. Странное, неправильное желание, оно кажется почти незнакомым. И есть в том, что оно вызвано незнакомцем, какая-то своя глупая ирония.