Возникла очередная трудность — как подманивать не всех, а только нужных ламов? Советоваться с Молодым было бессмысленно — тот вообще в затею не верил. Но осенило Анн как раз через балбеса.
Спустились к морю за водорослями для новых подстилок, но пришлось сидеть и ждать — напротив берега болталась какая-то безмозглая рыбацкая лодка. С чего эти придурки вдруг здесь решили ловить, а не как все здешние рыбаки к Битому молу уходить, непонятно.
Разбойники сидели за камнями, в теньке. Анн, дабы не терять времени, выбирала из упругих косм сухих водорослей мелкие камешки и всякое иное, колкое и ненужное.
— Хозяйка, а хозяйка… — вновь начал Молодой, разнежившийся в приятной прохладе, средь пьянящих приморских запахов.
— Отстань, занята я, — сказал Анн-Медхен, выковыривая засушившихся упрямых креветок и размышляя над более интересными вещами.
Вообще-то, спать с Молодым она начала почти сразу после того памятного денька. Во-первых, парня требовалось успокоить, во-вторых, нужно же фрау с кем-то спать? Не особо парень порадовал, конечно, предчувствия и тот первый опыт подтвердился. Но все же относительное удовольствие. Немного смущало, что Молодой даже чуть помладше сына, но утешала мысль — поумнеть-то парень все равно не поумнеет, такие дураками до старости и живут. Впрочем, с нынешней разбойничьей жизнью старость глупым любовникам точно не грозит. Можно и побаловаться.
Баловаться в либе-либе Анн вроде бы умела, но удовольствия с Молодым как-то быстро уж вовсе символическими стали. Видимо, сыграло роль неизбежное сравнение. Не с Дедом, конечно, сравнивала. Там блаженство было чистым, бескорыстным, как говорят особо образованные люди — обоюдным. Но Анн уже попробовала и иное удовольствие. Острое и страшное. Иногда самой жутко становилось, когда вспоминала. А иногда невыносимо хотелось повторить.
Тогда, — в памятный день, — Анн, разобравшись наверху и перекусив свежей ослятиной, спустилась к колодцу. Вдвоем спустились: разбойница и недопитая бутылка шнапса.
Хитрец Тихий притворялся бессознательным. Но было заметно, что ерзал, по полу катался, руки пытался освободить. Живучий и выносливый — что очень хорошо.
Анн села на ограждение колодца, звучно откупорила бутылку, приложилась — первый глоток, как всегда, пошел просто дивно.
— Эй, милый, не притворяйся. Так неинтересно будет.
Тихий был опытный, хваткий, поразмыслил, сдерживая стон, повернулся на спину:
— Чего тебе? Ну, хитра оказалась. Ну, поймала, да. Пытать будешь? Про захоронку с денежками спрашивать?
— И это тоже, — ласково улыбнулась Анн. — Но деньги могу и подарить. Я щедрая. На хорошее развлечение и сотни марок не пожалею. А ведь хорошо то развлечение, да, знаток? Я-то давно хотела попробовать.
Вот — теперь в лице изменился. Очень догадливый.
— Ты, сука тощая, что придумала⁈ Так нельзя!
— Это еще почему? — Анн экономно глотнула шнапса. — Тебя вон как разбирало в предвкушении, аж слюни капали. Я тоже так хочу. Заслужила.
— Нет! Ты баба, вы такое не делаете! Вы не умеете! Не подходи, тварь! Загрызу! — пленник оскалил редкие зубы.
— Ух! Темпераментный ты, так и манишь. Всё у меня получится. Поскольку я не баба, а бандитская медицинен-сестра. Если чего с первого раза не выйдет, так я еще подучусь и повторю. Спешить не будем, на то и не надейся, милый, — Анн аккуратно поставила бутылку на парапет.
Завыл, начал отползать, ерзая на спине.
Анн засмеялась:
— Там хочешь поразвлечься, в сторонке? Так мне все равно. И ты кричи, кричи, мне нравится. Вот — твоя вещица, тебе поприятнее будет.
Всё еще не до конца верящий Тихий глянул на тонкий шнурок карманной удавки, отчаянно застонал:
— Не дамся!
Действительно, пришлось повозиться. Жертва проявляла упорство, но Анн справилась. Хорошо, что добычу заранее правильно связала. Запыхавшись, выпрямилась, сбросила платье:
— Ждешь, милый?
Теперь-то взвыл по-настоящему. Лежал беспомощный, связанный и стянутый где нужно, оставалось только придавить к полу, чтоб ноги держал удобнее. А он выл, выл, наполняя шахту эхом истового ужаса, волнующе ерзал, не сводя полного ужаса и ярости взгляда с миниатюрной мучительницы. И тьма Хеллиша плотно окружала пару безумцев, слушала, впитывала, играла слабыми бликами на разгоряченных телах…
Тогда Анн сделала всё что хотела. И сама хотела, и древний Хеллиш, видимо, ждал-желал. Магия — она не то, чем кажется. Она всегда здесь. Только выпусти. Жутка и страшна та свобода тьмы.
Наверное, Хеллишу раньше как-то иначе и иные жертвы приносили. Но принял и такую. А ведьма-жрица блаженство получила. Грязное, жгучее, длительное. Как бы теперь это забыть?