В общем, все пошло неплохо. Практически бездыханного и с ног до головы залитого отвратительной жижей героя понесли к ручью, самим спасителям тоже требовалось хорошенько вымыться. Уже пришел староста, который тут был не «староста», а «старший вождь». Появились селянки, охали над умирающим, хвалили бесстрашного Брека, «первым кинувшегося спасать хозяина». Понятно, в рождающейся легенде должно быть хоть что-то светлое и хорошее, а не только гной, рев и смрад.
Вольц рассказывал, что феаки немедля выслали разведчиков-наблюдателей на вершины двух холмов и убедились, что пришельцев только четверо. Это разом убавило настороженности. Кто бы стал винить селян? Политика — она доверчивости и легкомыслия не прощает.
Собственно говоря, это уже давно всё случилось — почти два месяца прошло. Выздоравливал Верн не особенно быстро — пять сломанных ребер, открытый перелом руки, сотрясение мозга, общая помятость и раздавленность, сдери им башку, просто так не проходят. Вон — начальник штаба давно бодр, сыт, здоров и полон энергии. Промыли ему подраненный бок хитрой настойкой из самодельного шнапса, мочи черной козы и чешуйчатой шкурки малой холмовой ящерки — воспаление как рукой сняло. Конечно, деревенская целительница Фей и чуток магии в лечение добавляла. Но магия, укрепленная черной козой и шнапсом — это уже мощное средство, а не просто утешительное снадобье-заговор. Холмовые ящерки, те не так важны — они лишь приятный зеленый цвет настойке придают.
Вот со знающей Фей было весьма интересно беседовать. Понятно, не сразу разговорились — дней десять бесстрашный обер-фенрих лежал пластом, не в силах с самыми мелкими проблемами организма справиться. Целительница с дочерью ухаживали, грубовато, но со знанием дела и прочувственной, почти материнской руганью. Она такая и была — красивая, статная, с умелыми сильными руками. Позже, уже когда раненый слегка прочухался, похвалила, что не особо стеснялся, «а то жмутся мужчины, будто их к чему неприличному склонить норовят». Бесспорно, сама Фей могла склонить мужчину к чему угодно. Но с Верном у нее разговоры шли куда интереснее, поскольку целительством красавица-вдова занималась с искренним увлечением, а гость мог кое-что про эстерштайнскую медицинен порассказать. Так отчего не поговорить с пусть и молодым, но неглупым парнем?
Все же на собственные ноги встать и самостоятельно своими делами заняться было превеликим облегчением. Опираясь о худенькое девчачье плечо, Верн доплелся до угла хижины, там дочь знахарки тактично отлучилась. Вообще она — Бинхе — росла очень умненькой девочкой, наверное, тоже в знахарки пойдет, хотя пока что целительное сквернословие в себе не особо развила.
— Прошелся? — сразу угадала заглянувшая под вечер Фей. — Вот, козлищи вы, конечно, дойчевские, жутко тупорылые, умишки как у цизелей новорожденных. Но ведь точно час уловил, ни раньше и ни позже собрался и заковылял. Завтра я бы тебя силой на ноги вздернула, а так сам, сам. Герой, одно слово! Мамка твоя точно не с дойчем грешила, с кем-то поприличнее себе постель согрела.
— Не особо спрашивал, — вздохнул Верн. — У нас же законы, к чему лишний раз их нарушать.
— Я и говорю — тупорылые! — целительница в сердцах махнула рукой. — Ну ничего, у тебя-то может, что и наладится. Ты — посмышленее. Ваш-то крепкозубый на меня нынче опять так жаркенько смотрел, так жаркенько. Ой, нашел кого охмурять, умник.
— Насчет этого он слаб. Но искренен, — пояснил Верн. — Он и на Горную Хозяйку очень проникновенно поглядывал. Она тоже смеялась.
«Крепкозубый» — это, конечно, Фетте. Зубы у него действительно выразительные, как солдаты после гаштета — все в разные стороны. А про Хозяйку, или, точнее, Горную Хозяйку, слухи в здешних местах ходили очень яркие. По сути, настоящая богиня, пусть и далеко живущая. Даже странно, что в Хамбуре о ней — о таком знаменитом чуде — не слышали.
Целительница погрозила пальцем:
— Хитер ты, Верн, даром что сопляк. Экий этот… как его… копли-мент отвесил. И с божественной красавицей меня сравнил, и разом задницу дружку прикрыл.
— Как не прикрыть? Надежный парень, сколько раз он сам меня прикрывал. Да и ты весьма хороша собой, тут и ни капли привирать не приходится. Уж не говоря о том, что лечить на славу умеешь.
— Тоже верно, к чему нам излишняя скромность-то? — засмеялась Фей. — Живем, не жалуемся, что умеем, то умеем. Вот — знаменитый дойч-герой у нас лечится, хвалит, сам уже ссать выходить отваживается. Главное, не переусердствуй. Лучше еще про свой чудной город расскажи, Бинхе запомнит, потом мне перескажет.