— С такими зубами ты до двадцати лет все равно не доживешь, — успокоил Верн. — Они слишком вызывающе торчат. Всё равно придется менять на новые. Если выбьют, сэкономишь за зубодере.
— Вставлять дорого. Это же гауптманское жалование нужно, не меньше. Значит, через год-полтора поменяю, — оптимистично прикинул Фетте.
Дорога между фортами оказалась вполне приличной, но безлюдной. Даже дозоры не попадались. Друзья дважды ночевали на пустующих постах, нагло сжигая запасы заготовленных армейских дров — холодно у перевалов было просто зверски.
— Службу тут несут посредственно, это никуда не годится! — негодовал начальник штаба. — Погоды отвратительные. Линию границы необходимо сдвигать. Эти посты не дают нашей армии никаких стратегических преимуществ, единственное здешнее достоинство — львиная вырезка не протухает.
— Уже серьезный плюс, — сказал Верн, кидая мясо на сковороду. — Стены добротные, дверь крепкая, бойницы узкие. Вот она — наша знаменитая дойч-надежность! Но могли бы чего-то сладкого на ужин оставлять. В горах без сахара нельзя.
Это была последняя спокойная ночевка с ламами и спокойным сном. На следующий день, ближе к полудню рейдовиков встретил конный патруль.
…— Но где это вообще? — спросил командовавший гарнизоном лейтенант, рассматривая затрепанную карту рейда. — Не хотите же вы сказать, что прошли столько километров по горам и холмам, кишащими дикими тресго?
— Именно это я вам и объясняю, — сварливо заявил Вольц. — Тут у вас официальные формулировки уставных докладов изменились, что ли? Слухи о концентрации воинских соединений тресго по вышеуказанным направлениям сильно преувеличены. По большей части это пустынная местность. Хищники зверствуют, деревни вымирают. Собственно, мы выбирали самый безлюдный маршрут, точно следуя приказу «в столкновения с противником по возможности не вступать». Оригинал приказа перед вами, слегка подпортился, но вполне читаем.
— Вижу. Но все-таки это чертовски далеко. Разве возможны подобные рейды? — лейтенант, заменявший уехавшего начальника гарнизона, пребывал в очевидной растерянности и закономерных подозрениях.
— Нас забрасывали морем, — сказал Верн. — Всё сказанное легко проверяется, личные офицерские номера названы, надеюсь, вы доложите и проверкой займутся в штабе. Оружие и снаряжение у нас изъяли, мы никуда не торопимся. Подождем, отдохнем. Но прошу позаботиться о наших ламах.
— И о нашем питании! — немедля добавил Фетте. — Можете подозревать в нас злодейски замаскированных тресго или иные колдовские наваждения, но кормить обязаны!
— Да, параграф «восемь-точка-два» комендантской и жандармской службы — «временно задержанные военнослужащие подлежат постановке на продуктовое довольствие на общих основаниях, исключая сладкое и праздничные блюда» — процитировал Вольц.
— Это безусловно. И куска штруделя мне для вас не жалко, все же вы офицеры, хотя мне раньше и не приходилось встречать фенрихов,– насупленно заявил лейтенант. — Но все же, согласитесь, ваш рассказ звучит довольно странно.
— Еще бы! Сами не верим, что живы! — радостно заверил Фетте. — О, нам есть что порассказать…
Ужин оказался вполне сносен, сон на солдатских тюфяках тоже приемлем. Верн попросил отвести его к ламам, это разрешили. Ламы были в порядке, но тоже пребывали в неком замешательстве — заново привыкать к цивилизованной жизни, армейскому загону и корму было довольно странно.
Утром началось. Прибыл конвой, возглавляемый унтерштурмом-СС. Задержанных немедля вытолкали во двор:
— В фургон, живо!
Вольц хотел отдать честь вышедшему во двор гарнизонному лейтенанту, тут же получил по локтю эфесом палаша:
— Никаких разговоров! В фургон, подлые дезертиры!
Шедший замыкающим Фетте получил пинок в филейную часть, окованная дверь фургона с грохотом захлопнулась за задержанными.
— Всё, как мы и предполагали, — философски заметил Вольц, потирая ушибленную руку в почти полной темноте тюремного экипажа. — ЭсЭс никогда не меняются.
— А кое-кто спорил и указывал на теоретическую возможность неспешного юридического разбирательства без всяких поджопников, — ехидно заметил Фетте.
— Можете не верить, но по складу характера я оптимист, — заявил начальник штаба. — Хотя это не только необоснованно, но и незаконно.
Друзья засмеялись, в будку фургона немедля бухнули чем-то тяжелым:
— Молчать!
В фургоне было довольно холодно, безвинные рейдовики начали мерзнуть, но к полудню все стало ровно наоборот: солнце нагрело окованную крышу, духота невыносимая. Вольц попытался требовать положенной санитарной остановки и принятия пищи, но ему даже не ответили.