Погоня успела удалиться метров на сто вверх по склону. В руке «геставского» кучера блестел клинок — кинжал, довольно длинный — явно отличная настоящая сталь. Но вооруженный глупец удирал от безоружного, скованного наручниками, преследователя.
«Сдери ему башку, можно понять» — подумалось Верну.
Фенрих Вольц был грозен, величественен, красив. Мощные и уверенные прыжки по уступам, безупречная осанка, крупный рост…. Нет, Верн прекрасно знал, что друг чуть-чуть выше его, ну, сантиметров на пять. Но вот же — гигант, властитель гор, олицетворение мятежного духа и высшей справедливости «буквы имперского закона». Так сказать, удвоенная мощь…
Вольц действительно отлично знал горы — еще бы, столько пришлось пройти. Малодушный кучер гор не знал и не осознавал, что его хладнокровно загоняют в ловушку. Опомнился, когда оказался прижат к отвесному уступу, собственно, выше весь склон вздымался практически вертикально.
— Рискованно, — пробормотал Верн. — Даже загнанный в ловушку цизель вовсю показывает зубы.
Фетте лишь засопел.
…Прижатый к скале кучер широко размахивал кинжалом. Звуки не доносились, но было понятно, что Вольц что-то приказывает. Внезапно кучер сунул клинок в зубы и полез наверх.
— Нет, это не цизель, — констатировал Фетте, — это вообще полный идиот.
Было видно, как Вольц разочарованно пожал плечами. Потом оглянулся.
Верн замахал руками — не теряй бдительности! Вольц закивал…
Кучер сорвался с высоты метров в пятнадцать.
— Это было достойное достижение, — одобрил Фетте, наблюдая, как катится и бьется об уступы уже безжизненное тело. — Я бы и на половину этой высоты не взобрался.
— Да уж, сдери ему башку, покойник был крайне цепок, но ужасающе безмозгл, — кивнул Верн.
Было видно, как ходит вдоль скалы Вольц — видимо, отыскивает выпавший кинжал «геставца». Подошел к трупу, принялся прикидывать — тащить тело целиком или раздеть на месте?
— Нам тоже необходимо заняться делом, — сказал обер-фенрих. — Операция прошла успешно. Но, увы, лишь относительно успешно.
— Я хотел лишь оглушить, — запротестовал Фетте, указывая на навсегда затихшего узколицего. — Но у меня связаны руки, и потом, я привык бить людей в шлемах. А ты с этого даже шляпу сбил. Ну и где же тут рассчитать силу удара?
— Речь не про него. Ключи от наручников могут оказаться в фургоне.
— Быть такого не может! К каждой паре наручников должен иметься свой ключ. Не могли же они все ключи хранить в фургоне⁈ Это опрометчиво и незаконно!
Фетте был прав — ключи нашлись и у старшего по команде «гесты», и у типа с простреленным горлом. Как же хорошо, когда соблюдается строгий порядок.
Господа офицеры с отвращением переодевались в трофейную одежду — мало того что она была гражданская, так еще и пахла глубоко чуждо, откровенно «геставски».
— Будем считать, что это нормальная вонь лошадиного пота, — философски предложил Вольц.
— Лошади мне тоже не нравятся, — взялся за свое Фетте. — Они большие и безумные, запросто могли и нас снести в пропасть.
— Лошади не виноваты. Стечение обстоятельств, — оправдал животных Верн, размышляя: закатать рукава сюртука или пусть болтаются?
Одежда была вся слишком велика. Камзол пришелся впору разве что Вольцу, остальные фенрихи были слишком узки в плечах и поджары. К тому же все требовало стирки, а ведь кровь плохо отстирывается.
Что ж, забирать верховых лошадей фенрихи не рискнули, а значит, рейд продолжился прежним пешим порядком. Очень не хватало лам — собранное у разбитого фургона ценное имущество, оружие, остатки лепешек и конина имели приличный вес — да и вообще без четвероногих друзей маршировать оказалось уныло и непривычно. «Заберем наших ламов» — решил Верн. «Видимо, не сразу, но точно заберем. Я хочу еще раз пройти Холмами… э-э, в смысле, не только Холмами, а вообще. Лучших спутников, чем Брек и остальные наши скоты, не найти. И в жопу эту армию, нас в ней совершенно не ценят».
Идти предстояло в обход дорог и постов, но это друзей не особо смущало. Вечером, досушивая выстиранную одежду на камнях у речушки, устроили очередное оперативное совещание.
…— Лучше было бы неспешно поговорить с пленными, — рассуждал Верн. — Мы могли бы узнать практически всё. Потом, конечно, наступил бы неприятный момент. Но что делать? Не мы начали нарушать закон.
— Строго говоря, изменники и предатели — это они! — оповестил Вольц. — Они действуют во вред Эстерштайну, незаконно уничтожая отборные молодые кадры Ланцмахта, и, видимо, не только его. Это продуманное и злонамеренное предательство! К сожалению, у меня есть веские подозрения, что с юридической точки зрения доказать непосредственный факт предательства будет сложно. Если, конечно, все подписи в нашем приговоре верны.