— Молчу, молчу.
Будущие мятежники спали, привычно прижавшись спина к спине и скорчившись под коротким одеялом. А Верн снова неспешно кружил по дому, тщательно прикрывая огонь свечи и удваивая осторожность у окон.
Нашел. Видимо, то, что подсознательно искал. Рисунок, выцарапанный на камне стены у входной стены, ниже человеческого взгляда, вот если присесть под стену, то как раз. Так бы ребенок выцарапал, каракули смешные. Человечек с палкой-оружием, нечто с хвостом — лев? шестеренка или вагон на одном колесе — сказать трудно, но определенно механизм. Все трое подытожены чертой со значком похожим на букву «М».
Верн почти рухнул под стену, затушил остаток свечи и с облегчением обхватил голову руками. Битое ухо пылало, здоровое ухо было холодно, как горная ночь. Очень странное проявление напряжения нервов. Не было смысла так волноваться. Ничего с ней не случилось. Оставила подсказку, как маленькому. Даже смешно.
Обер-фенрих улыбался темноте, хотя смешно ему не было. Хотелось проглотить стакан шнапса, вот сразу, одним глотком. Можно и не «Черного сапога», а все равно чего, лишь бы крепкого.
Он разбудил друзей, когда снаружи уже вовсю сияло солнце.
— Это недопустимо! — заворчал начальник штаба. — Смену часовых никто не отменял.
— Ерунда, меня совершенно не тянуло спать. Сейчас я уйду, посмотрю — нет ли писем. Сидите спокойно, доедайте провизию. Куплю жратвы на обратном пути.
— Послушай, если она вдруг придет сюда, да еще не одна…. Или если кто-то нас заметит. Тогда мы здорово подставим твою маму, — встревоженно сказал Вольц.
— Очень верная мысль, ты начинаешь думать как настоящий мятежник, — одобрил Верн. — Но мы вряд ли ее подставим. Она крайне осторожна, и, скорее всего, предполагает, что мы можем здесь появиться. Сама она не подставится.
Фенрихи переглянулись:
— Как она может насчет нас предполагать? Мы и сами не знали, что здесь будем. Да она о нас и не слыхала.
— Она вас знает. Я рассказывал. Это вы ее совсем не знаете.
— Наш дружище — на редкость мерзкий и скрытный тип, — прокомментировал Вольц. — Будь там поосторожнее.
— Я буду тих, вдвойне мерзок и незаметен. «Курц» оставляю, он вряд ли поможет даже в случае неприятностей…
К Музеуму выходил окружным путем и испытал немалое изумление — оказалось, всего комплекса знаменитого городского крематория более не существовало. Провалился в прямом смысле слова — на его месте теперь было ущелье, не особо глубокое, но с крайне жуткими на вид подземными дырами-ходами. Несколько зевак-фермеров с опаской и любопытством заглядывали вниз — видимо, специально приехали, чтобы поглазеть на новую достопримечательность столицы. У края обрывчика стояло веревочное ограждение, под навесом дремал полицейский. Из кратко подслушанного разговора Верн ничего не понял, пришлось деловито пройти мимо, пока не обратили внимание на слоняющегося сомнительного типа.
К счастью, статуи Музеума остались на месте, правда, часть внешней стены завалилась. Пробираясь знакомой дорожкой между гипсовых древних злодеев, Верн размышлял над странными событиями. Вот так не успеешь оставить столицу, а тут непонятно что творится, сдери ему башку. Даже замок стал как-то ближе, словно с намеком придвинулся. Впрочем, с башен не очень-то разглядишь, что между статуй творится, даже если оптикой вооружиться. Как сказал кто-то очень древний и мудрый: «хочешь спрятать человека, прячь его средь старых статуй — они никому не нужны». Или как-то иначе сказал, но все равно красиво и умно.
Рус-Катя никуда не делась — все так же грозно всматривалась в конец дорожки, и вроде бы чуть больше побелела под солнцем. Идут годы, идут. Но это благородная гипсовая седина, она даже к лицу демонше.
Верн, сдерживая нетерпение, отдал честь старой знакомой и пал к ее ногам. Нет, конечно, пал к пьедесталу, слишком длинные ноги древнего чудовища его не интересовали.
Рука, с трудом протиснувшаяся в знакомую расщелину, сразу уперлась в препятствие. Пьедестал перекосило? Нет, это не камень. Верн с трудом выковырял плотный предмет. Кошель, большой, внутри серебряные марки, с виду новенькие, даже не особо потускнели. Обер-фенрих с изумлением поковырял пальцем внутри мешочка — да нет, сплошь монеты, до самого дна. Где же письмо⁈ Он полез в тайник и вытащил второй кошелек. Да что это вообще такое⁈ Мама баснословно разбогатела и считает, что этот факт исчерпывающе всё объясняет⁈
— Попался! Слишком любишь денежки! — сказали за спиной.
Верн рывком обернулся…
Кинжал он все же не выронил. Солдатская лапа на такую слабость в принципе неспособна.