— Я бы повесил мерзавца прямо сейчас. Военно-походный устав это позволяет, — намекнул Вольц.
— Можешь идти и вешать, как начальник штаба ты имеешь право, — сердито сказал Верн. — Но я бы сначала убедился в его вине и поговорил бы. Душевно и без спешки.
— О, пытки! — вяло зашевелился Фетте. — Проклятый суп…
Дело шло. Вернее, дел было слишком много, но стало как-то полегче. Верн признался себе, что командовать многими людьми ему не очень нравится — уж очень утомляет. Сейчас — приготовление пищи, обеспечение водой и уход за ламами, обсуждение планов похода — все шло проще, хотя и утомительнее. Ну и слежка за подозреваемым. Фельдфебелю все время подыскивали дело (необходимое для отряда, но безопасное), оказалось, он недурно умеет чинить ремни снаряжения и собирать морской плавник для костра. Удалось незаметно обыскать его походный ранц-мешок — никаких признаков яда, да и вообще ничего подозрительного не обнаружилось. Не удивительно, злоумышленник предусмотрителен, а спрятать улики преступления где-то на берегу несложно.
Патроны проверили — по номерам в ящике оказались боеприпасы двух серий, видимых повреждений на гильзах и капсюлях не имелось. Из десятка «маузерных» патронов, выбранных вразнобой — все осечки. Позже Вольц и Верн ощупью перепроверили патроны, надеясь на интуицию — из двадцати интуитивно отобранных, штатно выстрелили два. Опытный начальник штаба отметил что это «плохо, но не так безнадежно, как казалось». Имелись и резервы боеприпасов: семимиллиметровый[1] элитный «барх» научного специалиста дал выстрел с первого патрона. Дальше решили не испытывать — патронов оставалось всего одиннадцать, тут имело смысл надеяться на лучшее, не жечь на испытаниях, приберечь на крайний случай. Впрочем, патроны маломощные, толку от них не так много. Определенные надежды господа офицеры возлагали на ящик с спецоружием — его получали со склада училища, можно надеяться на обычную пропорцию: одна неисправная «толкушка» на три надежных. К сожалению, «толкушек» выдали всего полдюжины. «Хамбур-Арсенал» производил их достаточно много, но проблема была во взрывателях — они получались слишком дорогими, их строжайше экономили.
Господин Немме вел себя прилично, особенно после того, как Верн упрятал бутылки «Черных сапог» в патронный сундук и надежно запер. Выглядел ученый консультант тоже прилично — командир отряда лично выбрил ботанику башку. «У тебя, дружище, есть чувство стиля. Три минуты и даже эта дойч-пьянь стала похожа на нормального нижнего чина первого-второго года службы» втихомолку одобрил Вольц. Искусству стирки ботаника обучали всем отрядом, даже фельдфебель Цвай-Цвай дал несколько практических советов. Полуголый ученый стоял по колено в воде, полоскал камзол, уклониться не пытался — знал, что бесполезно. Все-таки явно образованный человек, хотя и непонятно, на кого его учили: определенно не инженер и не медик, но тогда кто? Весьма запутанно все в Дойч-университете, видимо, какие-то старинные традиции там блюдут.
В отряде традиции были прозрачны и ясны как дно пивной кружки, и все были при деле. Фетте начал потихоньку передвигать ноги, Верн обучал друга обращению с ламами в походных условиях: отряду был жизненно необходим второй погонщик. Ну, «обучал» — это слишком сильно сказано — сообща разбирались с упряжью и прочим. Ламы были не против, видимо, помнили те ужасные часы на барке, когда Фетте был рядом, боролся с водой и развлекал четвероногих попутчиков славными боевыми песнями.
— Раньше как-то не задумывался, но рядом с камрад-скотами не так плохо, — признался жутко похудевший фенрих. — Они спокойные и сквернословят в меру.
— Выйдешь в отставку, займешься разведением лам. Выгодное дельце.
— Это да. Хотя у меня были мыслишки об открытии своего гаштета. Я рассчитывал остаться в столице. Как отставной полковник и рыцарь. Полагал, что заслужу. Но пока мы заслужили только высылку, да и то без всякого внятного объяснения причин, — вздохнул Фетте, почесывая за ушами Белого.
Вздохи были не очень искренни — фенрих с каждым днем становился бодрей, впрочем, как и сам Верн, да и ученый ботаник, лишившись возможности напиваться, стал гораздо деятельнее. Сидели над картой, обсуждали вчетвером — Вольц требовал, чтобы разъясняли, что все видят на штабном листе и что именно об этом думают, самого начальника штаба по-прежнему мучила слепота. Он занимался физическими упражнениями, дабы поддерживать должную форму, но зрение, увы, не возвращалось. Вольц слушал, на память цитировал подходящие к ситуации пункты военно-походных уставов, пояснял, как именно товарищи должны их выполнять в непросто сложившейся обстановке. Временами его требования звучали довольно дико.