Анна Драй-Фир была на службе, и неизменно выполняла ее хорошо.
[1] Ругательское проклятье, практически непереводимое.
[2] Фир-дойч — неофициальное обозначение человека, имеющего четверть истинной — дойч крови
[3] Искаженное немецкое «аусвайс». Здесь и дальше употребляется достаточно много слов в местном, неправильном, но устоявшемся произношении.
[4] Предмет культового назначения, трофей. В настоящее время строго запрещен, но тайно сохраняется в отдаленных феакских деревнях.
[5] Собственно, «перзёнлихе Динерин» — и означает «личная прислуга», подразумевается домашний лакей или приближенная к господам служанка.
[6] Расы, проживающие под властью Эстерштайна. Феаки — невысокие, симпатичные жители холмов, относительно спокойны характером, рассудительны, но зло помнят долго. Байджини — приморские жители, смуглы, темпераментны, по преданию, пришли из-за моря. Оба народа и тресго — нечеловеческая раса — обитали на здешних холмах задолго до прихода дойчей.
[7] Ахт-дойч — человек с ⅛ крови дойчей.
[8] Районный, местный отдел Государственной Канцелярии.
Глава 2
В доблестном строю
Пронзительный фельдфебельский свист вошел прямо в мозг, выдрал из блаженной неги сна, заставил завибрировать и тело, и разум.
— Взвод, подъем! Подняли задницы, нежные самочки!
Верн свалился с койки — нары были трехъярусными, высокими, а он всегда предпочитал близость потолка — почему-то с детства наверху чувствовал себя комфортнее.
Правая рука замедлила падение, повис, ухватившись за стойку, попал почти в сапоги. Нет, обуться с лета еще никому не удавалось, проверено поколениями курсантов.
Казарма кипела в яростном движении: одевалась, напяливая брюки, сапоги, затягивая ремни. Верн, слегка сталкиваясь с друзьями, завершил процесс — на пятачке между коек одеваться уже весьма крепким парням было тесновато. Рядом пустовало помещение второго взвода: за запертыми дверями сорок спальных мест, если бы разрешили, можно было бы разместиться в один ярус, а не только проводить дежурную уборку раз в месяц. Но подобные роскошества не в традиции Ланцмахта. Ибо ничто так не сплачивает, как совместное натягивание штанов, близость товарищеского локтя, ляжки и запаха заспанного пота.
Раздирающий уши свист:
— На зарядку! Пошли вон, господа будущие офицеры!
Курсанты кинулись в дверь. Замыкающий по традиции получает пинок в зад, настоящий и полноценный фельдфебельский пинок, запросто сшибающий с ног. Лететь по полу коридора желающих нет: форменные брюки если и не порвешь, то запачкаешь уж точно.
Тройка друзей не медлит — Вольц работает локтями впереди, пробивая дорогу, широкоплечий Фетте расширяет брешь, замыкающий Верн пресекает попытки сокурсников подставить подножку или толкнуть в спину. Без обид, парни, это четвертый курс, тут важно боевое сколачивание расчетов.
Четвертый курс училища — глупцы и слабаки давно исчезли, сгинули — кто переведен в Инженерный, кто просто растворился, отчисленный и бесславно покинувший эту славную воинскую жизнь. Остался крепкий и спаянный костяк курса, единый как механизм, но состоящий из отдельных монолитных звеньев-деталей. Тройка Вольца не самая крупная деталь курса — есть шестерка Цицо, они сейчас и возглавляют движение. Что ж, «численное превосходство — важнейший фактор победы», как говорит Вольц.
После духоты казармы утренний холод изумляет — кажется, что легкие пытаются втянуть не воздух, а некие кристаллы ледяной океанской глубины.
«Район столицы обладает уникальным климатом. При строительстве Нового Хамбура это обстоятельство учитывалось в первую очередь», значится в учебнике. Толковать формулировку можно по-разному, но рассуждать и подшучивать на эту тему не рекомендуется. Особенно если хочешь получить лейтенантские погоны. Но вообще-то строить здесь столицу было чистым садизмом. Или мазохизмом. Дико холодные ночи, неистовая жара днем, практически непредсказуемые ветра над руслом Ильбы и озером Альстер — хуже места и не придумаешь.
«Они спешили. Переброску имущества и эвакуированных гражданских пришлось вести в первое же относительно подходящее место» — объясняет древние смутные обстоятельства Вольц. Он знает чертовски много — у него допуск в офицерскую библиотеку, порой разрешается взглянуть на старинные издания Университета, еще сплошь бумажные, уникальные. Строго секретная информация, но Вольц не признает преград.