— Расскажи все как было! — приставали некоторые из собравшихся.
— Как было?.. Как всегда бывает, когда солома подле огня… Конечно, огонь-то она, однако и он, чабанок, не промах…
— А что же отец, Войкан?
— Не валяй дурака!.. Зачем ему знать?
Крестьяне собрались уходить: огонь угасал. У очага под кабаницей застонала старая мать Петра, попросила сына подбросить дров.
— Сквозит откуда-то.
По другую сторону очага захрюкала проснувшаяся свинья. Тут же жевали жвачку коровы, а со двора налетал порывистый ветер, сотрясая расшатанную дверь, ударяя в спину стоявших крестьян.
Подбросили немного хворосту, пламя вспыхнуло.
— Послушай, Павел… — начал тот же пожилой крестьянин, он, по-видимому, все время думал все об одном, — уведи Цвету… сейчас подходящий случай…
— Человече добрый, да ведь ее снова забрал к себе Радивой…
— Кто сказал?
— Ну да, уговорили ее…
— Ненадолго, поверь мне! Если уж повадилась бегать, никому не остановить… Сами понимаете… Твоей будет Цвета, клянусь усами. — И он ухватился за свой длинный ус.
— Неужто, Павел, возьмешь ее, она же ведь сейчас по-православному крестится? — пошутил Петр.
— Отчего не взять, ей-право, люблю ее! И к вере старой вернулась бы… за милую душу… А если жена…
— Вот и потеряли бы мы одну православную, — сказал Петр, смеясь, Войканову соседу, тоже православному.
— И так их больше, чем нужно! — отозвался сосед, не вынимая трубки изо рта.
Илия давно уже подумывал обвенчать Раде с Божицей. Сейчас самое время, у Раде сын, никто теперь не запретит ему венчаться. А с отцом Вране лучше поладить, его как-никак надо остерегаться; правда, на суде он ничего не добился: суд снял с Раде обвинение в прелюбодеянии, но поп вряд ли на этом остановится, обязательно найдет какой-нибудь повод отомстить; недаром в старину сказывали: «От вора отобьюсь, от приказчика откуплюсь, от попа не отмолюсь».
А ведь как славно ладили они прежде с отцом Вране, пока Раде не увел Божицу. Илия был одно время церковным старостой и даже ради преподобного отца здоровался иногда с православными — «хвала Иисусу», чего раньше не водилось. Вообще говоря, поп не такой уж плохой человек, если рассуждать по пословице: «Весь мир под одну шапку не посадишь!» Да и где это видано!
Однажды вечером, когда люди уже разошлись с посиделок, Илия сказал сыну:
— Слушай, Раде, уважь меня: обвенчайся… покорись попу… больше тянуть нельзя…
— Я не против, — начал, улыбаясь, Раде, а продолжал уже серьезно: — Ты не знаешь, отец, как это теперь делается; полагается разлучить меня с Божицей на сорок дней, а то и больше… а кто ее заменит?
— Вон старуха согласна, она ведь к работе охоча…
— Охоча, коли надо, — отозвалась старуха. — Послушайся, сынок!
— Право же, Раде, дай бог тебе здоровья! — попросила и Божица.
— Хорошо, сделаю вам в угоду…
И обратился к жене:
— Что ж, Божица, придется тебе опять надеть девичью шапочку, а? Ведь для отца Вране ты мне не жена… Согласна?
— Как не быть согласной, — улыбаясь, ответила Божица.
И на следующий день Илия отправился к отцу Вране сговориться о венчании сына.
Священник, нахмурившись, разыскал книгу, снял очки, протер их и снова надел.
— Что это с тобою — молодой, а не видишь?
— Кто тебе сказал, что не вижу? — рассердился поп.
— Не сердись… я просто так…
— Вот, — сказал отец Вране, записывая что-то в книгу, — отмечаю день разлучения: с завтрашнего дня и до третьего оглашения. — И, подняв голову, строго добавил: — Пусть Божица возвратится к себе домой и заберет с собой зачатого в грехе ребенка.
— Возьмет его… — согласился старик, внимательно выслушав.
— А напоследок пускай Раде явится ко мне, я пошлю его на исповедь к епископу, только его преосвященство может примирить его с богом… Ты как полагаешь, а? Вечно по-своему делаете, как турки… А что происходит с этой несчастной, с Цветой? Мне сказали, будто она к монаху ходит, учится ихнему «Верую»… Эх, зачем только меня сюда послали?.. Будьте вы все прокляты!
— За что, отец, клянешь? — возразил Илия. — Испокон веку так у нас водится… Всякая вера, отец, от бога… К примеру, моя мать была православной, я католик… кто как хочет… никто никого не принуждает… Цвете придется переменить веру, иначе нельзя, надо исповедовать мужнину веру. Тоже испокон века!..
— За свою веру нужно голову сложить, вот что!
— Да, сложить голову! — подтвердил Илия. — Когда нужно или когда люди распрю промеж себя затеют… Ведь Цвета сама выбрала Радивоя… кто ей запретит?