Служанки, напротив, считали, что она бродит в подвале, откуда иногда доносился шум и приглушенный свет, поэтому они избегали ходить по той стороне дома. Мне была хорошо известна причина этих проявлений, но я не была заинтересована никому рассказывать о ней. В театральных занавесках гостиной я искала полупрозрачное лицо моей бабушки; я писала ей послания на обрывках бумаги, аккуратно складывая их пополам и прикалывая булавкой к толстой ткани, чтобы она нашла их, и чтобы она знала, что я помню о ней.
Бабуля простилась жизнью скромно, никто не заметил ее приготовлений к уходу в Мир Иной до последнего момента, когда пытаться вмешиваться было уже слишком поздно. Понимая, что для подъема от земли ей необходимо быть налегке, она все выбросила за борт, избавилась от своих земных благ, отбросила лишние чувства и желания, оставив лишь самое необходимое, написала несколько писем и, в конце концов, легла в постель, чтобы уже больше не встать.
Неделю она лежала в агонии. Муж ухаживал за ней все это время, используя все доступные ему фармацевтические средства, в попытке облегчить страдания пока жизнь еще теплилась в ее теле, но она ускользнула от него, резонировав в его груди глухой барабанной дробью. Мы не успели никому сообщить о состоянии ее здоровья, однако ее друзья из Белого Братства сами проведали об этом, по своей телепатической связи, и появились в последний момент, чтобы передать ей послания, предназначенные добрым духам, в течение многих лет посещавшим спиритуалистические сеансы, проводимые у нас по четвергам за столом на трех ножках. Эта потрясающая женщина не оставила после себя никаких материальных следов пребывания в этом мире, кроме серебряного зеркала, молитвенника в перламутровой обложке и горстки восковых цветков апельсинового дерева, со своего свадебного головного убора. Она также не оставила мне почти никаких воспоминаний о себе, а то, что сохранилось в моей памяти, должно быть, было сильно искажено моим тогдашним детским сознанием и пострадало по прошествии времени, однако это не имеет значения, потому что я всегда чувствовала ее незримое присутствие рядом с собой. Когда у нее перехватывало дыхание от астмы или беспокойства, я сжималась внутренне, чтобы поделиться с ней своим теплом, это самый четкое из воспоминаний, которые у меня есть о ней: ее кожа цвета рисовой бумаги, ее нежные пальцы, звучание воздуха у нее в горле, крепкие объятия, аромат духов, а иногда и запахи миндального масла, которым она смазывала себе руки. Я слышала ее голос, я храню в жестяной коробке все немногие реликвии, сохранившиеся после нее, остальное я придумала, потому что нам всем нужна бабушка.
Она не только прекрасно выполнила эту роль, несмотря на неудобства, вызванные ее смертью, но и вдохновила меня на создание самого дорогого и любимого мной персонажа, среди всех, появившихся в моих книгах:
- Ясная, светлейшая, ясновидящая, в моей книге «Дом духов».
Мой дедушка не мог смириться с потерей своей женщины. Я думаю, что они жили в несводимых мирах и любили друг друга при мимолетных встречах с болезненной нежностью и тайной страстью. У Деды была жизненная сила практичного, здорового, спортивного и предприимчивого человека, а она была инопланетянкой на этой земле, неосязаемым и непостижимым существом. Ее мужу пришлось довольствоваться тем, что он жил с ней под одной крышей, но в другом измерении, никогда не имея возможности обладать ей.
Только в некоторых особенных случаях, таких как рождение детей, которых он принял в свои руки, или, когда она умерла у него на руках, у него было ощущение, что она действительно существовала.
Тысячу раз он пытался ухватить этот невесомый дух, пролетавший перед его глазами словно комета, оставляющая за собой стойкий след астральной пыли, но каждый раз он оставался под впечатлением, что она постоянно ускользает от него. Уже в самом конце своей жизни, совсем немного не дотянув до того, чтобы прожить столетие, когда от некогда энергичного патриарха осталась лишь тень, поглощенная одиночеством и неумолимой коррозией лет, он наконец отказался от идеи быть ее полновластным господином, как ему хотелось в молодости, и только тогда он смог принять ее на равных. Тень Бабули приобрела четкие очертания и превратилась в осязаемое существо, которое сопутствовала ему в кропотливой реконструкции воспоминаний и в борьбе со старческими недугами. В день, когда он только овдовел, он считал, что его предали, обвинял ее в том, что она бросила его на полпути, облачился в полный траур, словно ворон, покрасил всю свою мебель в черный цвет и, чтобы облегчить страдания, попытался исключить из своей жизни остальные привязанности, но так никогда и не преуспел в этом, поскольку был человеком, постоянно страдавшим от доброты своего сердца.