Он занимал большую комнату на первом этаже дома, где каждый час раздавался похоронный бой больших часов. Дверь к нему всегда была закрытой, и я редко осмеливалась постучать в нее, но по утрам я заходила поприветствовать его перед тем, как идти в школу, и иногда он позволял мне заглянуть к нему в комнату в поисках шоколадки, которую он прятал специально для меня. Я никогда не слышала, чтобы он жаловался, он обладал героической стойкостью, но у него часто слезились глаза, и когда ему казалось, что он находится в одиночестве, разговор его постоянно сводился к воспоминаниям о своей жене. С годами в расстройстве он уже не мог сдерживаться чтобы не перейти на крик, и разъяренный собственной слабостью, вытирая себе слезы ладошками, он рычал: «я старею, черт возьми.» Овдовев, он отказался от цветов, сладостей, музыки и прочих маленьких радостей; тишина проникла в дом и в его душу.
Отношения моих родителей были неопределенными, поскольку в Чили нет разводов, но Томаса оказалось нетрудно убедить признать брак недействительным, и таким образом мы с братьями стали детьми матери-одиночки. Мой отец, который, по-видимому, не был особо заинтересован в том, чтобы содержать семью, также полностью отказался от своих отцовских прав, а затем попросту потихоньку исчез, в то время как наша мать сильно ограничила свой круг общения, чтобы поскорее замять скандал. Единственное условие, которое он поставил для аннулирования брака, было вернуть свой фамильный герб - три голодные собаки на синем поле – и оно было сразу выполнено, поскольку моя мать и остальная часть семьи сильно потешались над геральдикой.
С ироничной потерей этого герба утратились все родословные связи, на которые мы могли бы претендовать, и в одно мгновение мы стали безродными. Образ Томаса растворился в забвении. Мой дедушка и слышать не хотел о своем бывшем зяте и жалоб в своем присутствии тоже не допускал, и по этой же самой причине предостерег свою дочь от нового замужества. Она устроилась в банк на скромную должность, главной привлекательностью которой была возможность выйти на пенсию с сохранением зарплаты после тридцати пяти лет самоотверженной работы, а самым большим недостатком были приставания директора, который преследовал ее по всем углам. В нашем семейном доме также обитала пара дядюшек холостяков, благодаря которым, мое детство было наполнено потрясениями.
Моим любимым был дядя Пабло, угрюмый и замкнутый, смуглый, со страстными глазами, белыми зубами, черными жесткими волосами, схваченными на затылке резинкой, чем-то похожий на Родольфо Валентино, он всегда был одет в пальто с большими карманами, в котором прятал книги, украденные из публичных библиотек и из домов своих друзей.
Я много раз умоляла его жениться на моей маме, но он убедил меня, что от кровосмесительных браков рождаются сросшиеся сиамские близнецы, после чего я сменила курс и начала приставать с этой же просьбой к Бенджамину Биелю, от которого я была просто без ума. Дядя Пабло был большим союзником для своей сестры, он незаметно подкладывал ей банкноты в кошелек, помогал ухаживать за детьми и защищал ее от всевозможных нападок и сплетен. Большой противник сентиментов, он никому не позволял прикасаться к нему или даже дышать рядом с ним, считал телефон и почту вторжением в его личную жизнь, всегда садился за стол кладя открытую книгу рядом с тарелкой, чтобы пресечь любые попытки заговорить с ним, и пытался отпугивать окружающих своими дикими манерами, но мы все знали, что это не так, он имел чуткую душу и тайно, чтобы никто ничего не заподозрил о его пороке, помогал целой армии нуждавшихся. Он был правой рукой Деды, его лучшим другом и партнером в бизнесе по разведению овец и экспорту шерсти в Шотландию. Наши служанки и домработницы обожали его, и, несмотря на его угрюмое молчание, насмешки и неуклюжие шутки, у него было много друзей. Спустя много лет этот эксцентричный человек, измученный муравьиным трудом над чтением книг, влюбился в очаровательную кузину, которая родилась и выросла в сельской местности и относилась к жизни с позиций труда и веры.