— Вам кого? Кажется, вы ошиблись квартирой, — произнесла я, стараясь сохранить приветливость, хотя сердце моё тревожно забилось.
Женщина взглянула на меня внимательно, словно желая удостовериться, что я не шучу.
— Нет, я не ошиблась… Здесь ведь живёт Тим? — спросила она, чуть приподняв брови и бросая взгляд поверх моего плеча, будто надеялась увидеть его за моей спиной.
— Да, Тим живёт здесь… — ответила я, озадаченная. — Но зачем он вам нужен? Вы его ученица?
Она качнула головой.
— Нет, я его бывшая девушка, — сказала она после короткой паузы. Голос её звучал ровно, но в нём сквозила и обида, и какая-то застарелая тоска. — Я узнала, что он приехал сюда, и поспешила сообщить ему то, что он обязан знать: у него будет ребёнок.
При этих словах она нежно провела ладонью по животу. Мне показалось, что срок её беременности был уже довольно велик.
Я замерла, не зная, что ответить. В груди у меня что-то оборвалось, мысли спутались: разве возможно, чтобы Тим бросил беременную девушку? Это не вязалось с его образом — добрым, заботливым, почти благородным. Я стояла, ошеломлённая, и только спустя миг нашла в себе силы пригласить незнакомку войти.
Мы прошли в гостиную. Она опустилась на стул с неким усталым достоинством, и я невольно заметила, как белая рука её дрожала, когда она поправляла волосы. Женщина начала рассказывать: о том, как они с Тимом познакомились, как между ними возникла близость, и как однажды он будто отрезал всё, оставил её одну. Свою беременность, по её словам, она долго скрывала, надеясь, что справится сама, но теперь пришла, чтобы открыть правду.
Я слушала и не могла постичь, что во всём этом правда, а что — лишь её горькая версия. В душе моей боролись сомнение и жалость, обида и недоумение. Я чувствовала, что этот вечер уже никогда не забудется.
Мы сидели вдвоём и ждали. Она — его объяснений, я — хоть какой-то ясности. Каждый стук часов отдавался в груди глухим эхом. И казалось: ещё немного, и мир, который я знала, рассыплется на осколки.
Время текло медленно, как густой мёд, тягуче стекающий с ложки. Стрелки часов неумолимо двигались к восьми, и каждая минута словно стучала мне в виски. Я сидела напротив незнакомки — этой блондинки с усталым, но гордым лицом, и всё не могла отвести взгляда от её большого живота, от её рук, которые без устали поглаживали его, будто она желала убедить саму себя в неоспоримой правде происходящего. Комната вдруг стала тесной, воздух густым, каждый шорох казался слишком громким, а тишина между нами — непереносимой.
Женщина рассказывала, и в её голосе звучала и горечь, и какая-то странная надежда. Словно она сама не знала, чего ждёт от этой встречи. Я кивала ей в ответ, не находя слов, и думала только об одном: как Тим посмотрит на неё, что скажет, и как его глаза, которые умели быть такими ясными и честными, встретят этот её вызов.
Наконец, около восьми, входная дверь открыласьи закрылась через несколько секунд. Сердце моё ухнуло вниз, а женщина вся напряглась, будто готовилась к битве. Дверь распахнулась, и в прихожей появился Тим — усталый, с чуть растрёпанными волосами, с книгами под мышкой. На его лице ещё не успело погаснуть то светлое выражение, с каким человек возвращается в свой дом, где его ждут, где тепло. Но это выражение застыло, когда он увидел гостью.
Он сперва не поверил глазам, отступил на шаг, словно пытался осознать, не призрак ли перед ним. Но женщина встала, тяжело опираясь на спинку стула, и шагнула к нему.
— Тим… — произнесла она тихо, с тем дрожанием в голосе, которое сразу выдало и страсть, и обиду, и долгую память. — Ты, наверное, не ожидал меня увидеть.
Я стояла в стороне, словно случайный свидетель, но сердце моё сжималось, как будто именно меня сейчас будут судить.
— Катя?.. — тихо сказал он, и в его голосе было всё: и узнавание, и сомнение, и старая боль, которую он, казалось, давно похоронил.
Женщина кивнула и тут же опустила глаза, будто не могла вынести его взгляда. Она провела рукой по животу и произнесла:
— Ты должен знать. У тебя будет ребёнок.
Слова эти повисли в воздухе тяжёлым колоколом.
Я видела, как изменилось его лицо. Оно побледнело, черты его заострились. Он сделал шаг к ней, потом отступил, потом снова шагнул вперёд. Он словно боролся сам с собой, пытаясь совместить то прошлое, которое вдруг встало перед ним, и ту жизнь, в которую он уже вступил сейчас.