— И зачем ты ему всё это рассказываешь?! — не выдержал опять лысый.
Теперь пиджаковый только взглянул на него, и тот снова сел.
— Я вот почему всё это вам рассказываю, Виктор Франкович. Я предлагаю вам, так сказать, войти в наше положение. На гуманных условиях добровольного сотрудничества. Вы Сему не слушайте. Нам совсем ни к чему ваше тюремное заключение — которое вы, кстати, можете легко получить даже за такой пустяк, как хранение в своём кармане устройства для получения несанкционированного доступа к Сети. Но нам, повторяю, совсем не хочется обижать такого уважаемого человека. Хотя мы могли бы наполнить вашу жизнь изысканными неприятностями… Знаете, это порой хуже тюрьмы. Особенно в вашем возрасте. Вот у вас тут написано — давление не очень. Наверное, можете погоду предсказывать? За полчаса до дождя голова начинает раскалываться, верно?
— Дождей уже давно не было, — заметил я. Голос всё-таки дрогнул.
— А дождь тут и необязателен, — снова улыбнулся пиджак. — Теперь чудеса науки позволяют сделать в вашей голове постоянное предгрозовое состояние даже в самый сухой сезон. Но это я так, к слову о возможностях. Надеюсь, нам больше не придётся обсуждать такие темы. Мы предпочли бы цивилизованное и взаимовыгодное сотрудничество. Поверите ли, нам даже уничтожение группы Робина невыгодно. Всё, что нам нужно — лишь немного информации. С небольшим опережением знать о готовящихся акциях Вольных Стрелков, вот и всё. Вполне возможно, мы даже не будем их останавливать. Такие вещи, как провал конференции «ЦЦЦ&Ц» или скандал с «Аутлайном», иногда даже на руку нашей компании.
— А мне-то как: на руку, с руки или по рукам? — спросил я.
— В долгу не останемся, — кивнул пиджак. — Вы ведь случайно с ними связались, не правда ли? Захотелось слегка тряхнуть стариной, понимаю. К тому же… — пиджак бросил взгляд на экран, — к тому же после ухода из Университета вы — безработный. А жить на что-то надо, ясное дело. Да и самому наверное хочется снова по Сети погулять, молодёжь уму-разуму поучить. Ну так мы можем вам собственную передачку организовать, а? Уж это явно лучше будет, чем пользоваться сомнительными устройствами, вроде того, что у вас в кармане. А то хотите, устроим вас обратно в Университет, где вы раньше служили. Я знаю, у вас там вышел конфликт, но это же легко улаживается. Тем более что сейчас там снова нужны специалисты по разным… э-э… древностям. Ценности прошлых веков, они ещё могут послужить делу просвещения, да-да! Хотя конечно время идёт, всё меняется, и выясняется, что прав…
— Минздрав, — не выдержал я.
— Что?
— Да так, старинная рифма. В Университет — вряд ли. А насчёт передачи… можно обдумать.
— Вот и славно. До встречи!
На улице таяла ночь. Мокрый снег хлюпал под ногами, а я шёл и не знал, смеяться мне или срочно смываться из города. Смех смехом, но как далеко всё зашло!
И всё-таки удивительно: никогда не знаешь, кто из них приживётся лучше. «Малютка Джон» — грубый черновик, первый опыт, дешёвые хакерские трюки. «Орлеанская» и «Монах Тук» — тоже на паре бутылок пива сделаны. Зато каким популярными стали эти трое! А над «Робином» столько думал, подбирал материал, медитировал с «Духом Охотника»… Ну и где эта гроза Шервудского леса?
Нет, положительный эффект конечно есть. Но замедленный, не связанный с действиями Робина столь явно. Так что этому герою не стать народным, в отличие от прототипа. А теперь ещё придётся перестраиваться, учитывая ультимативное предложение «посотрудничать» с самой крупной в городе службой безопасности. Подумать только — «Наш человек в Гаване» был моим любимым романом в институте! Но для верности стоит, пожалуй, слазить в Британский архив старика Грина. Заодно «Комедиантов» перечитаю.
В любом случае, встреча прошла очень даже плодотворно. Вот и «Неко-8» снова помянули… Интересно, что за люди эта «Неко»? Надо бы связаться — название располагает.
Пока меня не было, тротуар перед домом успел полностью очиститься от сугробов. Зато на клумбе у моего подъезда появился маленький снеговик. Он таял, глаза стекали вниз чёрными ручейками. Смешные руки-палочки были широко расставлены в стороны, словно снеговик не хотел подпускать меня к подъезду. Я выбросил окурок и приостановился, разглядывая нелепую фигурку.
Что-то белое мелькнуло перед глазами, раздался звонкий удар о землю, и меня задело чем-то по лодыжке. Пару секунд я стоял как вкопанный, потом огляделся. Снеговику снесло голову, а вся асфальтовая площадка между мной и дверью подъезда была усыпана ледяными осколками. Ледышки причудливо мерцали, наполненные лунным светом. Безголовый снеговик всё так же бодро держал руки в стороны, загораживая проход в опасную зону.
Высоко вверху, на карнизе крыши, в огромной челюсти из полутораметровых зубов-сосулек виднелась приличная прореха как раз над входом в подъезд. В прорехе, под самым карнизом, чернело одно из чердачных окошек, похожее на бойницу.
Сразу после грохота сосульки сделалось очень тихо, и в этой звонкой тишине неожиданное ощущение открытости перед окружающим миром накатило на меня, как волна на кеды задумавшегося туриста, который вдруг очнулся и вспомнил, что сидит на берегу моря. Это моментальное откровение принесло и страх, и радость одновременно; чувство близкой опасности — и в то же время ощущение выхода за пределы той игры, которую я вёл последние годы.
В моём разговоре с агентами была прореха, которую я заметил только сейчас. Не будь её, всё было бы понятно. Всё шло бы своим чередом, даже с учётом того, что я стал бы сотрудничать с ними. Если бы не одна деталь.
Кто-то грохнул «Аутлайн», к которому я давно и безуспешно подбирал ключи. И, судя по рассказу того типа в пиджаке, грохнули именно так, как это должна была сделать моя «Орлеанская».
Но я не посылал туда свою «Орлеанскую». Я только планировал это сделать!