Всего, Жиган.
Вложенный файл: Москва-Ореол-Теракт
CITYCAT, 07.03.18. Сегодня утром локальная компьютерная сеть главного офиса компании ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ в Москве подверглась деструктивному воздействию неизвестной природы. В результате происшествия повреждено коммуникационное оборудование и большинство устройств памяти, находящихся в здании. Благодаря предупредительным действиям сотрудников агентства безопасности "Аргус"
удалось спасти большую часть деловой информации: резервные копии документов были сделаны за день до террористического акта и сохранены на компьютерах другого отделения ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ. Однако само разрушительное воздействие предотвратить не удалось, несмотря на предупреждение. Ведется расследование загадочного случая. Представители "Аргуса" пока не сообщили, каким образом им удалось узнать о готовящемся теракте. Однако они заявили, что преступное действие против ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ совершено хакерской бандой "Вольные Стрелки".
Прибытие почты прервало мою медитацию. Аура орхидеи, едва заметно колыхавшаяся в воздухе желто-зеленым спрутом, ровно в десять дважды вспыхнула синими спиралями, а сам цветок раскрылся чуть больше.
Сейчас Рита наверняка реализовала уже целую кучу сумасшедших биокомпьютерных проектов. И теперь какая-нибудь плесень в ее лаборатории считает дифференциальные уравнения или хранит в изгибах ворсинок всю "Войну и Мир".
Я так и запомнил Риту среди ее монстров: она вынимает из пасти биоэлектронного чудища маленький разъем и вставляет... То есть конечно не вставляет, а просто берет его в рот и держит зубами, как сапожник держит гвозди, чтобы освободить руки. Я помнил ее и в другие моменты, помнил бледное родимое пятно на ее бедре, словно след от пролитого на мрамор кофе, помнил и ее любимый жест раздумья: поднятая рука с открытой и немного вывернутой назад ладонью, словно она несет над плечом маленький поднос... Но что касается ее работы, я всегда представлял Риту именно такой - с руками по локоть в чреве машины и с блестящим разъемом во рту.
Орхидея была одним из первых ее созданий. Она потому и подарила мне эту "древнюю игрушку" - я был для Риты "человеком архаичным", поскольку не любил ее изощренных издевательств над природой. Кажется, из-за моей архаичности мы и расстались. Даже назначение этой орхидеи меня раздражало. Если бы она не была прощальным подарком, я бы давно ее выкинул. Это был индикатор всех процессов, которые происходят в компьютере, подключенном к плате цветка. Я никогда не использовал орхидею по назначению, лишь иногда включал ее собственную ауру и медитировал на ней. В моем лаптопе все равно ничего особенного не происходило. И только сегодня два неожиданных письма отразились на состоянии цветка - я и забыл, что "сонька" каждый час проверяет почту.
"Извини, не нарочно, - мысленно сказал я орхидее. - Надеюсь, ты не обиделась."
Как бы ни был примитивен био-индикатор Риты, этот полуцветок-полукомпьютер считался самой современной техникой в этой квартире. Мой старенький лаптоп-"сонька" давно удивлял знакомых. Некоторые даже высказывали предположение, что он собран еще в 20-м веке. "Чего ты не поставишь нормальную тачку?" - спрашивали они.
Обычно я отвечал, что у меня и так все есть бесплатно в Университете, а дома мне, кроме почты и текстового редактора, практически ничего не нужно. Когда меня выгнали из Университета, денег на новую технику все равно не хватало.
Да и те игры, в которые я играл, не стоило устраивать дома: через Нет-кафе и различные инфо-центры гораздо удобней заметать следы.
Но существовала и более глубокая причина такой самоограниченности. Я всю жизнь старался ни к чему особенно не прикрепляться: ни к людям, ни к городам, ни к работе, ни к технике. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчужденность. Слишком быстро прошел тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать - обычная истеричка, далеко не умная, но настойчивая в своем желании контролировать все вокруг... или хотя бы в своей семье. А отец - замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Тем не менее, при всех ссорах и постоянной нервозности, их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Ее окрики и его окурки - чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была эта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. "Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?" - кричали они. А я, тогдашний школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал "Последнего из Могикан" и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни.
С годами я учился закрывать за собой дверь все лучше и лучше: не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, не имел друзей да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские "разговоры по душам", эти пьяные кухонные "ты меня уважаешь?", когда выворачивают свое грязное белье друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с другими этим сомнительным "душевным родством" и подтверждать своим участием их дурацкий закон перехода количества в отечество.
И все же я был связан. Прежде всего с родителями: странная форма псевдо-любви, какой-то инстинкт человеческий - вылетевшая бабочка вряд ли испытывает такие чувства по отношению к питавшему и защищавшему ее кокону.
Но человеку вбивают: так просто не улетишь, нужно делать что-то для них, ведь они столько делали для тебя, они часто про это напоминали. И я учился на все пятерки, чтобы они показывали потом грамоты родственниками и соседям, я разгрызал чертов камень науки в своем институте, работал и снова учился...
И в то же время учился не связываться, учился захлопывать дверь. Я играл на чужих гитарах, жил в чужих городах, совращал чужих жен. Я нашел странное удовольствие даже в самом акте покидания разных учреждений, стран и людей.
Но и мир не стоял на месте, он шел за мной по пятам, становясь все более изощренным в своей цепкости. И нужно было бежать все быстрее, с почти пулеметной частотой захлопывая за собой двери ловушек. Блокнот, ручка, чтиво и плеер - в рюкзаке, и немного денег, заработанных на случайных работах - в кармане. Вот все, к чему я шел.