Мы плыли недолго. Тот, кто вел меня за собой, остановился и снова потянул меня за руку. Моя ладонь коснулась морщинистой коры дерева, которое росло прямо из воды. Наверное, кора была влажной, но поскольку рука у меня была мокрая, я этого не почувствовал. Незнакомец попытался подсадить меня наверх. Нащупав толстый сук, я ухватился за него, подтянулся и уперся ногами в ствол. Оказавшись на ветке, я потянулся выше. Веток было много, так что лезть вверх было не трудно. И я лез до тех пор, пока мой провожатый, карабкавшийся на дерево следом за мной, не схватил меня за щиколотку, давая понять, что пора остановиться. Я поудобнее устроился на ветке, прижавшись спиной к стволу. Слышно было, как мой невидимый спутник устраивается на соседнем суку.
– Спасибо, – произнес я шепотом.
Он тут же стукнул меня ладонью по плечу. Видно, нам все еще следовало соблюдать тишину.
Я откинул голову назад, прижался затылком к стволу дерева и, поскольку всматриваться в темноту было бесполезно, стал вслушиваться в ночные звуки. Почему-то я сразу решил, что это ночь. Хотя, может быть, в этом странном месте всегда темно?
– Это невозможно, – уверенно заявил Орсон. – Если есть жизнь, значит, должен быть и свет. Для растений свет – источник энергии.
– Док, я не делаю выводов. Я лишь рассказываю о своих впечатлениях. Тогда я готов был поверить, что в мире, где я оказался, царит вечный мрак. Из темноты доносился тихий плеск воды о ствол дерева, негромкий шелест вверху, как будто ветер перебирал листву или кто-то очень осторожно раздвигал ветви, издалека временами доносилось приглушенное чавканье. Запахи были тоже самые обычные для водоема. Так пахнут сырая кора, прелая трава, рыбья чешуя… И была еще какая-то странная, тонкая, едва различимая примесь, не то медовая, не то хвойная.
Мой невидимый спутник не издавал ни звука. Я даже его дыхания не мог услышать, как ни вслушивался. Но каким-то образом я чувствовал, что он здесь, рядом. Я протянул руку в его сторону и коснулся ладонью, кажется, предплечья. Кожа у него была очень гладкая, упругая и, может быть, мне только так показалось, прохладная. Незнакомец тут же отдернул руку.
Поскольку заняться было нечем, я принялся крутить фонарь. Просто так, наудачу, сворачивал и снова наворачивал детали с резьбой, рассчитывая, что фонарь вдруг сам собой загорится. Так оно и случилось. Я пару раз повернул переднюю прозрачную крышку с встроенной в нее лампочкой, и та внезапно вспыхнула. Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что свет фонаря ослепил меня. Потребовалось какое-то время для того, чтобы я вновь обрел способность видеть при свете. И первым делом я, естественно, посмотрел на того, кто сидел на дереве рядом со мной.
Ну, знаете, я долго этого не забуду!
На расстоянии вытянутой руки от меня на толстом суку сидело существо, которое ну никак нельзя было назвать человеком! Хотя у него так же, как и у нас, были две руки, две ноги и одна голова. Но кожа у него была очень темная. При свете фонаря я не смог точно распознать ее цвет – шоколадный, а может быть, темно-болотный. И была она очень гладкая, будто синтетическая. Или смазанная тонким, почти незаметным слоем жира. Оно сидело на суку, не свесив ноги вниз, а поптичьи поджав их под себя, опираясь о ветку широкими разлапистыми ступнями. Руки у него были очень тонкие, с выступающими локтевыми суставами и большими кистями. Голова – большая, круглая, без волос. Ушей почти не было видно – они словно приросли к черепу. Нос расплющенный, с вывернутыми наверх ноздрями, прикрытыми кожистыми перепонками. Рот большой, тонкогубый. И такие же большие, круглые, навыкате глаза. Из одежды на нем был только широкий пояс с набедренной повязкой. На поясе висел кожаный чехол. А в левой руке оно держало тонкую, черную, абсолютно прямую палку, с метр длиной.