Ксения и Джеймс в ожидании смотрели на Скорпиуса, пока он судорожно соображал, что делать.
— Так, Поттер, возьми эту ошибку природы, — Малфой передал другу невидимую руку левитируемого оборотня. — Идите вперед, к МакГонагалл, и расскажите ей все.
— А ты?
— Мне нужно кое-что объяснить твоей сестре, — сердито ответил Малфой, даже не взглянув в сторону Лили.
— Как мы попадем к МакГонагалл? Мы же не знаем пароля, — заметил Джеймс, не ставший уточнять, что именно друг будет объяснять Лили. Он понял — так нужно.
— Пароль — «Персиваль», — тихо выдавила из себя гриффиндорка. Все уставились на нее. — По крайней мере, был такой. Во вторник. На собрании. Старост.
Джеймс кивнул, бросил обеспокоенный взгляд на сестру, и они с Ксенией медленно пошли через ворота к замку. Малфой дал им немного отойти, а потом направился в ту же сторону, увлекая за собой Лили, словно принял какое-то решение.
Он чувствовал, как гриффиндорку начинает бить дрожь, рука ее была ледяной, глаза словно расфокусировались. Бледная, зажатая. Не хватает, чтобы она посреди улицы сорвалась. Малфой буквально втащил девушку по ступеням, потом в холл, по коридору, по лестнице. Она дрожала уже сильнее. Нужно куда-то зайти, но куда? Все классы закрыты на выходные. Наконец, Малфой нашел открытый кабинет — недалеко от горгульи, что охраняла вход к директору, втолкнул туда Лили и закрыл дверь.
Малфой знал, что от женской истерики, вызванной шоком, было только одно лекарство — ответный шок. И тут у него был выбор: ударить или же отвлечь другими методами. «Джентльмены не бьют женщин», напомнил себе слизеринец, глядя на то, как Лили прислоняется к стене, пытаясь устоять на ослабевших ногах. Держится. О, нет, слезы. Ненавижу.
Малфой мгновенно принял решение, шагнув к девушке. Она подняла на него блестящие от слез, полные испуга и настоящего страха глаза.
— Ч… что?
— Я должен тебе кое-что.
— Ммм?
— Поцелуй, — Малфой ждал хоть какого-то отклика, пусть хоть удара по щеке — стерпим.
— Ч… что? — испуг. На длинных ресницах повисла слезинка.
— Я же сорвал сегодня твой поцелуй. Теперь я должен вернуть то, что отнял.
— Но…
Слизеринец резко наклонился, даже не коснувшись ее, и провел губами по ее дрожащим губам. Словно пробуя, что получится. Она вздрогнула, но не пошевелилась.
Пришло время для тяжелой артиллерии.
Юноша резко поднял руку и за затылок привлек ее к себе, пытаясь заставить откликнуться. Мягко надавил языком на сомкнутые губы. Замерла, дрожит. Черт. Прикусил ее губу. Она дернулась прочь, на миг открыв в протесте рот. Все, попалась. Его язык скользнул между ее зубами, прошелся по ее языку. Встрепенулась, но все равно еще как изваяние. Малфой второй рукой прижал ее к себе, продолжая обжигать откровенным поцелуем.
И она покорилась. Расслабилась, положила уже только чуть дрожащие руки на его плечи. Малфой мысленно похвалил себя и мягко отстранился.
— Хватит. Для первого раза, — он окутал девушку расплавленным серебром своего взгляда.
— Вас зовет МакГонагалл, — у дверей стояла Ксения. Видимо, она вошла не только что, но никак не прокомментировала увиденное. — Срочно.
Малфой кивнул, привычно уже ухватил Лили за руку и потянул. Он с самодовольством отметил, что дрожь у нее прошла, она расслабилась, на щеках появился румянец. И слезы уже не грозят хлынуть из испуганных глаз.
Скорпиус еще ни разу не был в кабинете директора. Они с Джеймсом никогда не заходили в своих безобразиях так далеко, чтобы их потребовала на аудиенцию МакГонагалл.
Первое, что бросилось здесь в глаза, — портреты. Много живых портретов со старичками и старушками.
— Сядьте, — приказала пришедшим суровая МакГонагалл, указав на кресла у стола. Сама она стояла у кушетки в компании профессора Фауста. Они склонились над телом оборотня.
Малфой, отпустив руку Лили, — обе девушки тут же сели — шагнул в сторону Джеймса, который у дальней стены… разговаривал с портретом. С портретом высокого волшебника с очками-половинками на крючковатом носу, длинными серебряными волосами и бородой.
— …Он не заходил сюда уже несколько лет, — уловил Малфой спокойный, даже добродушный голос Альбуса Дамблдора.
— У него все хорошо, профессор, — немного смущенно ответил Поттер. Видимо, ему это было в новинку — беседовать с портретом директора. Да еще не просто директора, а наставника — Учителя — отца.