Мы выезжаем завтра утром, если ночью не заметет. Не знаю, успею ли я положить письмо в наше место, но надеюсь, что мне это удастся...»
- Все пишешь? – раздался сзади голос Алины, и Аня вздрогнула, быстро прикрыв лист рукой. Алина обладала неприятной манерой входить в комнату без стука, а, поскольку походка у нее была легкая, вполне могла подкрасться незаметно. – Стишки?
- Нет, не стихи, - ответила Аня раздосадовано.
- Ну-ну. - Алина прошлась по комнате. Она была в полупрозрачном белом пеньюаре, не скрывавшем ни высоты роста, ни стройности фигуры, ни округлых бедер, ни длинных ног, ни высокой пышной груди. Русые волосы волнами распущены по плечам; яркий пухлый рот улыбается, и блестят ровные мелкие зубки; большие зелено-голубые глаза сияют на белоснежном лице, - русалка, вдруг обретшая ноги, да и только!
Аня подумала, сколько будет у сестры поклонников, стоит ей только появиться в свете, - подумала без зависти, просто констатируя тот факт, что Алина очень красива. Эта красота всегда бередила Анино сердце, заставляя его сжиматься щемящей тоской: сходство Алины с Андреем было очень велико.
Сама Аня не могла похвастаться ни ростом, ни фигурой, ни лицом. Она была, как говорят в народе, «от горшка два вершка», ну, разве что чуть-чуть повыше; фигура у нее была мальчишеская: узкие бедра, широкие плечи, и это при худобе почти болезненной. Она вся пошла в мать, и в детстве ее часто дразнили «татаркой»: кожа смуглая, волосы черные и совершенно прямые. И, наконец, карие, как-то странно расположенные, глаза: очень широко расставленные, узковатые и приподнятые к вискам.
Андрею они нравились; он говорил, что в них есть что-то восточное, таинственное. «Твои глаза, моя Аnnette, загадывают загадку, и тщетно пытаться разгадать ее...» Но сама Аня считала и свои глаза, и всю свою внешность крайне заурядной и незаметной. А уж рядом с яркой красотой Алины - и говорить нечего.
- Ты уж собралась? – спросила младшая сестра.
- Да.
- Маменька сказала: выедем пораньше, чтоб засветло добраться. Только бы метели не было!
- Даст бог, не будет.
- Даст бог. – Алина села на краешек разобранной постели сестры, поджав под себя одну ногу, как любила; потянулась всем гибким девичьим телом, зевнула. – Льветарисна пишет: в этом году в столице очень много молодых холостяков из хороших семей. Выбирай - не хочу. Так что, может, и тебе повезет, сестрица.
- Ты же знаешь: я замуж не собираюсь.
- Ну, да. Неужели все об Андрее думаешь?
- Тебя не касается, - резче, чем собиралась, сказала Аня.
- Дурочка, хватит уж мечтами-то несбыточными жить. Что было – того не вернешь. Жизнь продолжается, дорогая! Погоревала – и хватит.
- Твоего горя точно на неделю хватило, - сказала Аня, вставая. Губки сестры обиженно искривились:
- Неправда! Я просто умею свои чувства скрывать. Не то, что некоторые.
Аня вздохнула:
– Иди, Алина. Пора ложиться – и тебе, и мне. Завтра в дорогу, вставать рано. – Она подошла, поцеловала горячую Алинину щеку, небрежно подставленную: - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
И Алина выскользнула из Аниной комнаты, бросив, однако, на стол и лист бумаги на нем полный любопытства взгляд.
«...Прощай, любимый мой Андрей! Я буду думать только о тебе, и о том, что, как бы долго ни длилась разлука, я вернусь обязательно!
Твоя навсегда, Аnnette.
PS. Как не хочется ехать в Петербург! но есть там у меня дело, которое рано или поздно нужно было бы сделать. Я обещала тебе пять лет назад, и не думай, что забыла об этом...
Ты знаешь, о ком я говорю, любимый: это Р. Тот, из-за которого погублено наше с тобою счастье. Увижу ли я его в столице? Бог весть; но встретиться бы хотелось».
Автор приостановил выкладку новых эпизодов