– Здоровые легкие у девчонки, – через маску шутит хирург, – Придумали имя-то ей с мужем?
С хирургического стола раздается негромкий смех:
– Да что же вы меня третью неделю пытаетесь свободы-то лишить, Анна Андреевна! А дочку Валей назову. Красивое имя.
За окном яркое солнце приветствует жизнь, что только что начинается для двоих, пока умелые руки хирургов стягивают края разреза над лобком косметическим швом.
Да чтоб покрылись оловом злые языки
Ангел – ничего – всё! – знающий,
Плоть – былинкою довольная,
Ты отца напоминаешь мне –
Тоже Ангела и Воина.
Может – всё мое достоинство –
За руку с тобою странствовать.
– Помолись о нашем Воинстве
Завтра утром, на Казанскую!
Марина Цветаева
Уже не меньше четверти часа Вероника Азарова смотрит на экран смартфона, который то и дело гаснет, но она его вновь “оживляет”. Кричащий заголовок выбивает почву из-под ног. “Королева летнего холода в любовном треугольнике. От кого директор самой большой сети мороженого и молочных десертов родила дочь?”
Именно в этом состоянии ее и застает их технический руководитель и больше десятка лет самый преданный ей и делу человек, вернейший из друзей, Серега Смехов.
– У нас что-то плохое? – задает вопрос старый товарищ.
– Да вроде все как обычно, – возвращается к реальности Азарова.
– А что ты сидишь с таким выражением, будто все морозильники на производстве сломались одновременно? – удивляется Сергей.
В очередной раз разблокировав экран, Вероника показывает ему желтушную статью, которая открыта в браузере.
– Фото хорошее выбрали, – замечает Смехов и тут же возвращает телефон женщине.
– Фото мне тоже понравилось. То, что под фото – нет, – вздыхает шатенка и карие глаза снова устремляются на телефон.
– А вообще, доктор, откуда у вас такие картинки, – Сергей присаживается на стул напротив, – Я к тому, что… Ты зачем эту каку нашла и читаешь?
– Дочке в WhatsApp кто-то скинул. А она мне перебросила, – еще раз вздыхает Вера.
– И что? -коротко вопрошает друг.
– И то! Ребенок думал, что папа в Америке и, конечно, тоже не золотой человек, возможно, но все же не эта гадость. А теперь придется что-то говорить, объяснять. Не знаю, – глаза наполняются слезами.
– Я тебе скажу по секрету, – замечает мужчина, – родителям дано неотъемлемое право врать детям в тех вопросах, которые последних не касаются.
– Получается, касаются, – совсем сникает Азарова.
– Вообще-то, нет. У нее разве есть претензии к тому, как она живет? Может, она нищая, а ты скрываешь от нее отца-миллионера? Или ей срочно нужна почка, а ты злостно утаиваешь кровных родственников? Нет, я понял! Она лишилась всей родни, и только отец спасает ее от неминуемого детдома?
Сережа придумывает какие-то настолько бредовые ситуации, что становится смешно, а это раздражает, так как мешает самобичеваться.
– Да при чем тут это? – злится на его треп Азарова.
– А при том, что вот это все и правда ее могло бы касаться, а с кем ты проводила страстные ночи за год до ее рождения – не ее дело, – слова Смехова логичны и циничны, – Я надеюсь ночи-то были страстными?
На лице мужчины появляется заговорщическая улыбка.
****
май 2002
Над горами Пьемонта, зацепившись за вершины, небо разворачивает звезды. Гарессио погружается в мягкую темноту. Двое бредут по узким улочкам в обнимку к небольшой квартирке, сдаваемой внаем.
Мужчина прикрывает девушку своим плащом, а она обвивает его талию тонкой изящной ручкой. Мир свернут до двух стучащих близко-близко сердец. Говорить ни о чем не хочется. Достаточно того, что они вместе, под этим звездным небом, в этой вечно прекрасной стране. И впереди еще неделя ничем ненарушаемого счастья.
Оба знают, что, как только закроется дверь в квартиру, они прижмутся друг к другу и их тела заведут нежный и неспешный диалог, который потечет от губ к губам, от рук по коже тела. Будет признанием в желании чувствовать другого все ближе. Призывом стать одним целым. Продлиться навсегда в вечности вместе. И два тела будут приветствовать возможность совместности в поколениях то сладким бормотанием, то короткими вскриками, то вздохами, призывающими не отступать второго.
И будет тишина сокровенных минут после, дабы не потревожить нежность, укутывающую их в объятиях друг друга.
И потом будет утро, начинающееся еще до пробуждения. Первым прикосновением. Первой молчаливой просьбой о близости и первым ответом на нее в теплом полусне. И день рядом. И вечер под одним плащом.