– А из пацана мог бы выйти неплохой акробат, кстати, – признает мужчина, – Что у них за триггер на поддержки. Нормальное, мужское дело.
– Ну, теперь из него выйдет плохой футболист, – констатирует его темноглазая и темноволосая партнерша с неподходящей ее внешности фамилии Шевелько совершенно.
– Может, хороший?!– возражает Антон и лезет в сумку, где завалялся пакетик с фруктово-ореховой смесью. Какая-никакая, а закуска.
– Ну, пусть вырастет хороший, – соглашается Марина и поднимает стаканчик в приветственном жесте, – Чин-чин!
Тонкие пальцы ныряют в открытый кулечек и извлекают кешью. Кончик розового языка проскальзывает по губам, слизывая остатки вина и крупинки соли, которой посыпан орех.
Оказывается, наблюдать, как ест и пьет красивая женщина, это вид эротического искусства. Чащин понимает это только сейчас, в свои 42. Глядя, как напротив него рассыпает смешинки, словно маленькие блестки, его коллега.
– Погоди, а сама-то ты почему бухаешь на бережку, а не дома с дочкой уроки делаешь? – наконец соображает мужчина.
– Какие уроки, Тох! Лето же! Твои – в Турции, своих я в Египет отправила. Пусть ребенок отдохнет спокойно, пока нет тренировок. Ну, и мама-папа тоже порадуются летней жаре, а то нам вон третий день в году перепал с солнышком.
Они уже на пару смотрят, как легкая зыбь на воде морщит отражение. Марина протягивает руку, чтобы выловить еще один орех, но пальцы проскальзывают мимо и натыкаются на ладонь Антона.
Она чувствует, как ее ладонь накрывает его, а потом приподнимает и подносит к своим губам. Он оставляет легкий поцелуй на ее пальцах и отпускает женскую их.
Но Марина почему-то не отводит свою руку, а наоборот легонько касается его щеки и проводит по скуле к виску нежную линию подушечками.
– Во дают! – Юная парочка, случайно забредшая в этот край набережной, смотрит на пару, которая, почти не отрываясь, уже не меньше минуты целуется. Невысокий блондин обнимает тоненькую женщину явно горячих южных кровей, придерживая одной рукой за затылок и, кажется, с ее губ пьет живую воду. А она льнет к нему мягко и томно.
Этот поцелуй так неприлично завораживающ, что одновременно хочется раствориться в воздухе, чтобы не помешать двоим и устроить овацию с требованием повторять на бис.
Губы их с винной кислинкой и крупинками соли танцуют обожание и страсть, почти не разделяясь ни на минуту. У Марины мягкие и податливые, у Антона тепле и нежные.
Когда они наконец прерывают свой волшебный танец-поцелуй в объятиях друг друга, Чащин замечает парочку подростков, не отрывающих от них взгляда. Пожимает плечами, снимает штормовку и накидывает ее Марине на плечи. Поднимает сумку, берет полупустую бутылку с вином, обнимает за талию свою даму и уводит ее дальше по течению воды.
Двое бродят, пока на небе не начинают прорезаться первые бледные полосы рассвета. Почти не прекращая целоваться и болтая в моменты, когда губы отрываются друг от друга, обо всем на свете.
На прощание у подъезда ее дома он лишь склоняется к руке самой прекрасной женщины на Земле в последнем отпущенном на их пару поцелуе. И именно этим поцелуем устанавливает статус-кво своего места в ее быстрой жизни.
Дома Марина вешает штормовку Чащина на стул у кровати, на которую падает, даже не снимая одежды, и тут же засыпает. Во сне ей видится искрящаяся Москва-река и пронзительный взгляд светлых глаз такого же цвета, что и вода под солнцем.
Углы и линии
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я – я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.
Е. Евтушенко
Проходит еще один день. От «привет» до «пока». Неспешно, никого не тревожа. Проходит.
Часы, поставленные на пять минут первого ночи, давно прозвонили. Он встал и ушел. Проходит еще одна ночь.
Босые ноги шлепают по холодному линолеуму, кофе сплеснулось на дрожащую руку. Рыжая кошка выгнула спину и потерлась о ноги. Время двигалось мимо. Все было сказано. Даже то, что молчалось уже не один год. Он просто встал и ушел. Закончилась часть жизни. И казалось, что закончилась сама жизнь.
Потек через людей новый день. Проблемы, решения. «Здравствуйте» и «до свидания». Птицы чирикали о своем. Машины гудели о своем. Часы отбивали время. Время лгало, что оно такое же, как в самом начале суток. Такое же, как в две, три, четыре минуты первого ночи. Но время изменилось. Боль от кофейного ожога чувствовалась слабее. Занозы слов были острее и ядовитее. Кошка двигалась быстро. Слишком быстро. Время ползло чересчур медленно.