Александр Павлович не только выказывал полное невежество в истории России, которую он намеревался «осчастливить» благоглупостями, но и показал себя совершенно невосприимчивым к окружающей действительности. Ведь торжество «демократии» и «конституции» привело во Франции к ужасающим кровавым последствиям. Почему же Александр мнил, что в России-то всё будет по-иному? Очевидно, от «нежности сердца»…
Павел 1 не ведал о подобных, просто преступных, душеизлияниях наследника Престола. Но он хорошо знал: Александр никогда не смотрел в глаза и всегда отводил взгляд, когда отец начинал на него пристально смотреть, а уже одно это свидетельствовало о неискренности. Павел Петрович долго был уверен, что годы и опыт переломят эти фальшивые настроения, угнездившиеся в душе сына. Но желанного не достиг. Натура Александра сформировалась, и он не ощущал потребности меняться. Сын только ещё больше замыкался, закрывался маской подобострастия и верности, хотя в душе не имел ни того, ни другого. Он последние месяцы жизни Павла Петровича вообще старался не показываться отцу на глаза. Сохранились свидетельства, что он не раз просто «убегал как заяц», заслышав только о скором появлении отца! По доброй воле, без вызова, Цесаревич на глаза Самодержцу не показывался!
Уместно заметить, что и сам Александр Павлович, и его «почитатели» как из числа современников, так и потомков всегда воспринимали царствование Александра Павловича как контртезу правлению Павла Петровича. Была — «тирания», наступила — «свобода»! В обоснование этой «очевидности» не гнушались даже фальсификациями. Н. К. Шильдер, оправдывая Александра I, писал, что сразу же после воцарения «несколько сот человек увидели свет Божий и были возвращены обществу». Историк назвал этот акт «великим подвигом Монарха» — Александра I. Но ведь историк наверняка знал, при его пиететном отношении к документу он не мог этого не знать, что данное утверждение — подтасовка.
15 марта 1801 года появился именной указ «о прощении людей», проходивших по делам Тайной экспедиции. Было опубликовано четыре списка помилованных: заключённых в крепостях и лишенных дворянского достоинства; заключенных и сосланных без отнятия чинов и дворянства, содержащихся в крепостях и посланных на поселение и о разосланных по городам и деревням под наблюдение местных властей.
Всего же было освобождено из заключения, ссылки и избавлено от административного контроля 158 человек. И это число жертв «тирании» по всей Империи, при населении примерно в 38 миллионов человек! При этом значительную часть заключенных, около 50-ти человек, составляли «польские шляхтичи», уличённые в противогосударственном движении.
Среди тех, кто «увидел свет Вожий», были люди разных чинов, званий и состояний. Все они имели по преимуществу невысокий общественный статус. В их числе: «крестьянин Поздняков», «крестьянин помещика Подоржинского Винниченко», «придворные служители Николаев и Александров», «отставной сержант Патрушев», «сержантская жена Филиппова», «отставной кадет Карякин», «канцелярист Иконников», «солдат Алашев», «бывший рядовой Малахов», «вдова, солдатская жена Анисья Александрова», «аптекарский помощник Фуск», «отставной солдат Панченко», «бывший при Дворе камердинер Секретарёв с женою».
Было несколько лиц и более высокого положения: княгиня Анна Голицына, урождённая Зотова, и грузинский князь Амилахоров. В числе состоявших под надзором местных властей значились: подполковники Ермолов и Нарышкин, полковники — Гарновский, Грибовский, Рахманов, Чаплиц; «оберкригс-комиссар Трегубое», майор Чириков, штабс-ротмистр Раевский. В эту же категорию, высланных их Петербурга «жертв тирании», входили ещё: прапорщики Болховкин, Симонов, Егоров, коллежский асессор Раевский, шведский дворянин барон Флемминг, титулярный советник Киселёв, шведский пастор Ганандер и статский советник Шарпинский.
Неясно, в каких конкретные проступках и прегрешениях виновны указанные поднадзорные лица. Не подлежит сомнению одно: за редчайшим исключением, никто из них не принадлежал к тому самому «обществу», которое пило шампанское 12 марта 1801 года.
О прочих же и говорить не приходится; подавляющее большинство из них вообще вряд ли и ведало, что такое шампанское…
Известно, что примерно в половине первого ночи ell на 12 марта 1801 года граф Пален принёс Александру Павловичу весть о смерти отца и о его воцарении. Александр ждал сообщения; они вместе с Паленом согласовывали дату и время «акции». В ночь Цареубийства Великий князь лично отдал распоряжение камер-фрау П. И. Гесслер, состоявшей при его жене: «Я прошу тебя остаться в эту ночь в прихожей до прихода графа Палена; когда он явится, ты выйдешь к нам и разбудишь меня, если я буду спать».