Царь как бы обращался с пастырским увещеванием к подопечным, напоминая исходный христианский канон о послушании. «Взываем всех, и каждого, да обратятся к законам и власти повиновению, ведая, что закон Божий поучает повиноваться властям предержащим, из коих нет ни единой, которая не от Бога поставлена была». Ответственность за сохранение порядка и стабильности в Империи возлагалась не только на административные власти, обязанные возмутителей спокойствия «подвергать законному осуждению и наказанию», но и на священнослужителей. Им предписывалось утверждать в народе «благонравие», «послушание» и напоминалось, «что небрежение их о словесном стаде, им вверенном, как в мире сём взыщется начальством их, так и в будущем веке должны будут дать ответ перед Страшным Судом».
Особое место в ряду Павловских актов имело введение в действие воинских уставов: двух о конной и одного — о пехотной службе; распоряжение о том последовало 29 ноября 1796 года. Впервые был утвержден универсальный стандарт воинской службы, охватывающий всю совокупность военной организации. Павел Петрович многие годы трудился над созданием таких уставов, совершенствуя отдельные положения за годы создания и выпестовывания своего «гатчинского войска».
Отныне законодательно утверждалась структура подразделений, их штатная численность, соотношение должностных чинов и подразделений отдельных воинских частей. Служебные обязанности всех и каждого были детально расписаны, причём эта детализация касалась всех фаз и форм службы, начиная с самых ранних. В Уставе о полевой пехотной службе отдельно и подробно говорилось о подготовке рекрутов. Только несколько выписок.
«Рекрута заставлять маршировать без ружья до тех пор, пока не получит настоящую позитуру солдатскую; учить его как держать голову; сказать ему, чтоб голову не опущал, вниз не глядел, а будучи под ружьём, подняв голову прямо, глядеть направо, и маршировал глядя на ту особу, мимо которой марширует».
«Маршировать вытянувши колено, носки вон, ногу опускать не иа каблук, не загибая оной, а на носок, корпус держать прямо, а не назад, и не высовывая брюха, но вытянув грудь и спину; и если рекрут ие так, как выше предписано, стоит под ружьем, то такого поправлять, показав ему неудобство»…
Может показаться странным, что Император занимался подобной «ерундой», но ещё более странно то, что ранее ничего подобного в армии не существовало, а ведь дееспособность армии начинается с подготовки каждого солдата, его умений и навыков. Подобными «мелкими» вопросами ни Екатерина II, ни её окружение себя не утруждали. Некогда было. Каждый командир руководствовался своим «разумением»; готовил и обучал солдат, кто во что горазд. Потому торжественным маршем только и могли пройти некоторые гвардейские полки. Остальные же и собрать полностью нельзя было, и страшно было показать публике: какая-то базарная ватага, а не слаженный военный организм. Именно при Павле Петровиче армия и по содержанию, и по форме стала походить на армию.
Так как Русская армия комплектовалась только из православных, преимущественно Из великороссов и малороссов, то особо в уставе говорилось об исполнении православного обряда. Отдельный раздел назывался: «О отправлении службы Божией». Он включал четыре пространные статьи, чрезвычайно показательные в том смысле, что отражают заботу Императора о духовном развитии подопечного народа.
«Каждый день, — предписывал Павел, — если армия на месте будет стоять, пета будет обедня тотчас после развода. Церкви же стоять позади штабных палаток, перед унтер-офицерскими,. Всякий день в 5 часов петь вечерню, а вместе с утреннюю зорёю — заутреню… Людей водить к обедне, по крайней мере, дважды в неделю, по воскресеньям и средам, а когда праздники случатся, то и чаще; к вечерне же и заутрене тех, которым служба помешает обедню в тот же день слушать, располагая таким образом, чтоб каждый человек побывал на одной из трёх служб в назначенный день».
Раздел заканчивался категорическим требованием: «Смотреть накрепко, чтобы как офицеры, так и унтер-офицеры и рядовые побывали каждый год на Исповеди и у Причастия».
Павел Петрович был чрезвычайно религиозным; он молился, постился, исповедовался и причащался, как подобает любому православному. Но его ответственность была куда значимее, чем ответственность обычного прихожанина. Он должен был быть образцом для подчиненных, но в его соблюдении обряда не было ничего показного, «служебного». Он верил в Бога, потому что не мог не верить, потому что без Бога нет ни подлинного смысла жизни, ни настоящего пути.