Подобные космогонические представления полностью разделял ещё Иоанн IV Грозный, когда говорил о своем родстве с Императором Августом. В письме шведскому Королю Юхану (Иоганну) III в 1573 году Первый Царь заявлял: «Мы ведём род от Августа-кесаря, а ты судишь о нас вопреки воле Бога, — что нам Бог дал, то ты отнимаешь у нас; мало тебе нас укорять, ты и на Бога раскрыл уста». Тут не подразумевалась прямая кровнородственная связь. Имелась в виду преемственность властной прерогативы, которую Царь Московский получил по Божией милости из Ромейского царства.
Взращённое под сенью Креста, в лоне Православия (Правоверия) Московское Царство выполняло свою духовную миссию — служить свечой Православия, нести миру и людям Завет Спасителя, готовить род человеческий ко Второму Пришествию Христа. Этот идеал «Святой Руси», сформировавшийся в первой половине XVI века, одушевлял всю историю Московского Царства, являлся главным духовным смыслом русского исторического бытия вплоть до первой четверти XVIII века. Когда же правителем Руси-России стал неистовый преобразователь Петр I Алексеевич, то началась переориентация духовного строя страны с Рима Второго, христианского, на Рим Первый, языческий. Б 1721 году верховный правитель провозгласил Россию «Империей», не вкладывая в это понятие никакого сакрального содержания. Идеал «Великой Империи» выдвинулся на политическую авансцену, заслонив идеал «Святой Руси».
С Петра I началась дихотомия (расщепление) русского исторического существования, возник тот, всё время расширяющийся, разлом некогда единого национально-государственного организма, который в конечном итоге и стал главным фактором падения Монархии в 1917 году. По своему облику и внешним задачам светская Империя не творила больше дело Церкви, управление которой было низведено до уровня государственного департамента.
Однако старое мироощущение об особом предназначении Руси не исчезло, и исчезнуть не могло, так как это всегда оставалось чаянием православной души. Оно существовало в тиши монастырских обителей, в сердцах всех благочестивых пастырей и мирян. Полностью преодолеть и отбросить исконную православную природу Руси не удалось ни такому сильному правителю, как Пётр Алексеевич, ни православно индифферентным последователям Первого Императора, таким, как Анна Иоанновна, Екатерина II или Александр I.
Несмотря на разломы, противоречия и антагонизмы, Россия сохраняла все признаки государства-церкви вплоть до самого 1917 года. Она оставалась единственным в мире христианским государством, с максимально возможной степенью воцерковления социума, где последний коронованный правитель — Царь Николай II Александрович — был причислен к лику святых в чине Страстотерпца, т. е. правителя и человека, совершившего великий подвиг Христа преданности. Ничего подобного страны, которые традиционно обозначаются «христианскими», где со времени Ренессанса и Реформации Вера Христова стала трактоваться как частное дело отдельного лица, миру не явили, и явить не могли.
Вышеуказанные ремарки необходимы для понимания того «христианского идеализма», который был присущ Императору Павлу I и направлению внешней политики Империи периода его царствования. Он-то как раз прекрасно понимал, что «Дело Империи» и «Дело Церкви» сосуществуют в неразрывном единстве, что его роль тем и неповторима, что он водитель «Православного Царства». Конечно, это не было неким законченным и совершенным богословским мировоззрением; это скорее интуиция, порыв, но которые явно наличествуют во многих деяниях Павловской эпохи.
Никто не знает, было ли это результатом духовного просветительства такого замечательного пастыря, как Митрополит Платон, или это — некое собственное личное наитие, но факт остаётся фактом; Павел Петрович был христианином с рождения и до последнего дня своей жизни. Его молитвенное усердие поражало окружающих. Как писал H.A. Саблуков через сорок лет после убийства Павла I, в Гатчине «до настоящего времени показывают места, на которых Павел имел обыкновение стоять на коленах, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами. Паркет положительно протерт в этих местах».