Это происшествие связывали в то время с уже и тогда устаревшей химерой, однако и доныне составляющей мечту некоторых лиц: именно с соединением обеих Церквей. Разве о Павле одно время не говорили в известных кругах, что он домогается сделаться преемником Пия VI? Но, правда, думая достигнуть Рима посредством участия в мальтийской авантюре, он избрал слишком извилистый путь.
В Обзоре политических мирных договоров Российского кабинета, о котором мы уже имели случай упоминать, барон Бруннов в конце концов напечатал следующее: «L’empereur Paul regardait cette institution (l’Ordre de Saint-Jean de Jérusalem établi en Russie) comme un noviciat, où la noblesse de tout les pays de l’Europe devait puiser des sentiments de loyauté et d’honneur». («Император Павел смотрел на это учреждение (Орден Св. Иоанна Иерусалимского в России) как на школу, где дворянство всех стран Европы должно было почерпать чувства законности и чести».)
На оригинале документа Николай I написал: «C’est la première fois que j’ai compris l’idee de mon père». («Это первый раз, что я понял мысль моего отца».)
Одно это замечание уже свидетельствует о той неуверенности в отношении идей государя, которая была даже у тех, кто по своему положению мог бы легче в них проникнуть, и мы охотно верим, что сам Павел не лучше в них разбирался. В форме неясной мечты, свойственной измышлениям такого рода, он мог составить у себя в голове план могущественного военного учреждения, враждебного не только неверным мусульманам, но всем противникам религии и монархии. Но, опять прибегнув к крайне революционному порядку, он оказал скорее противоположное влияние и ослабил воинственный дух учреждения. Он хотел, обратив его в светское, открыть в него доступ светилам науки и искусства, ученым, артистам, знаменитостям всех профессий и избавить в то же время членов ордена от обязательного безбрачия. Бальи Джулио Литта мог, таким образом, с разрешения нового великого магистра жениться на очень богатой племяннице Потемкина вдове Скавронской. Но вместе с тем российско-католическое приорство пополнялось главным образом французскими эмигрантами, тогда как православное становилось достоянием временных фаворитов, и в этом отношении не существовало даже намека на какую бы то ни было ясно составленную и последовательно приводимую программу.
Религиозный и политический мир Европы пришел в 1798 году в затруднение, в каком пребываем сейчас и мы, стараясь проникнуть в смысл этих неожиданных решений. На этот раз папа Пий VI выступил с энергичным протестом против низложений Гомпеша и назначения ему преемника. Потом, написав царю, он объявил, что не может дать ему какой бы то ни было титул, имеющий малейшее отношение к гроссмейстерству ордена. Если политические соображения принуждали другие Дворы оправдать преступление, совершенное в Петербурге, римский первосвятитель скорее уничтожит самое учреждение, чем согласится на насилие, которому оно подверглось. Объяснения обоих Литта, кажется, изменили потом в сознании Пия VI это первое впечатление. По свидетельству русского посла в Риме, Лизакевича, папа даже заявил ему, что с удовольствием видит Павла во главе ордена и что, ища, в случае нужды, убежища на Мальте, сам отдастся под покровительство государя. Но эта внезапная перемена произошла несомненно благодаря надежде на религиозное сближение. Сведения, посылаемые из России в Ватикан братьями Литта, становились в этот момент такими заманчивыми, что Пий VI высказывал намерение совершить путешествие в Петербург, чтобы непосредственно переговорить с Павлом об этом важном деле. Пока же он воздерживался от какого бы то ни было акта, в форме буллы или простой грамоты, которая бы выразила его согласие на новое положение вещей, и так как в последующие месяцы не произошло ничего такого, что могло бы служить подтверждением пробужденных в нем иллюзий, то он так и умер, оставаясь в этой неизвестности.
Державы, втянутые в коалицию против Франции, не сделали ничего для облегчения замешательства римского первосвященника. Оставляя в стороне вопрос об обладании Мальтой, протестантская Англия не могла здесь иметь, конечно, никаких возражений. Витворт не задумывался, в особенности перед своими русскими друзьями, оправдывать все сделанное Павлом. Он видел в этом «существенное благо и лишнюю добродетель, обнаруженную императором: охранение и почитание древних учреждений». Но в Вене не знали, на что решиться. Чтобы не раздражать царя, Тугут придумал выход, имевший своей целью выполнение хотя бы требований приличия: он организовал собрание делегатов от различных приорств Германии, которые должны были просить российского императора сделаться тем, кем он уже сам себя провозгласил, то есть покровителем и верховным главой ордена. Но Павел не принял этой лицемерной просьбы. В декабре 1797 года, после известия о том, что Бавария отказывается признать его протекторат, он уже решил изгнать ее министра, барона Рейхлина. Так как сообщение оказалось ложным, то дипломат пока остался на своем посту, и протест Мюнхенского двора принял другой характер. Будучи в очень стесненных денежных обстоятельствах, курфюрст Максимилиан-Иосиф после долгих колебаний решился в январе 1799 года уничтожить Баварское отделение ордена, конфисковав его имущество. Он плохо выбрал время. В этот момент несколько русских корпусов двигались к Германии, и, призвав Рейхлина, Павел приказал ему уехать через два часа и объявить своему государю, что если в течение месяца принятая им мера не будет отменена, то генерал Корсаков, находившийся с 50 000 человек по соседству с Баварией, получит приказание предать страну огню и мечу. Так как министр опоздал выполнить требование из-за болезни жены, то полицейский унтер-офицер посадил его в карету и проводил до границы.